. Хотя многие из подобных негативных оценок, пожалуй, соответствуют действительности, этого явно недостаточно для теоретически весомого анализа причин и последствий новых постсоветских автократий.
Эти похожие на колебания маятника смены фокуса внимания от акторов к структурным факторам в исследованиях динамики постсоветских режимов парадоксальны в двух аспектах. Во-первых, история постсоветской Евразии выглядит противоречащей общепринятому представлению о ключевой роли экономических структурных переменных в динамике политических изменений. К примеру, экономическое развитие в России сочеталось с политическими изменениями по принципу «больше развития – меньше демократии»89, что противоречит превалирующему в литературе представлению о «предпосылках» демократии90. Аналогичным образом уровень экономического неравенства, конечно, повысился после распада СССР, но все еще остается в этом регионе ниже, чем во многих демократических государствах Латинской Америки91, а потому утверждение, что усиление неравенства в постсоветской России стало главной причиной ее отхода от демократии92, выглядит несостоятельным. Даже включение дополнительных экономических структурных переменных вроде пагубного воздействия «сырьевого проклятия» на политический процесс93 в богатых нефтью странах вроде России мало что добавляет к этой картине94. Если ориентироваться на структурные экономические показатели, то уровень политической открытости в России и Евразии должен быть выше, чем он оценивается различными рейтинговыми агентствами. В итоге не очень ясно, почему одни (внеэкономические) структурные объяснения устойчивости постсоветского авторитаризма выглядят убедительно, а другие (экономические) – нет.
Во-вторых, удивляет определенная теоретическая непоследовательность: почему крушение коммунизма в СССР и некоторых других авторитарных режимах95 вполне успешно рассматривалось сквозь призму действий акторов96, а интерпретации причин и механизмов нового постсоветского авторитаризма сосредоточены исключительно на структурных факторах и ограничениях? В целом можно сказать, что структурные факторы позволяют лучше объяснять неизменность и статичность, чем перемены, и такое положение дел скорее отражает существующий пессимистический консенсус среди исследователей, нежели задает новую научную повестку их изучения.
Здесь я ставлю две задачи. Во-первых, перефокусировать анализ траекторий постсоветских режимов, добавив в него перспективу, ориентированную на акторов. Это позволит научному сообществу преодолеть пессимистический консенсус в отношении России и переосмыслить представления о причинах и механизмах политических изменений в более систематическом ключе. Поэтому я представлю две модели динамики политических режимов в поставторитарных условиях, а затем проанализирую эффекты динамики структурных переменных, а также неожиданных последствий, к которым приводят намерения и решения политических акторов, которых не стоит, однако, считать всесильными и полностью информированными стратегами. Ограниченность прогностических способностей как политических игроков, так и политологов оставляет некоторые надежды при анализе динамики режимов и ставит под сомнение пессимистический консенсус как основной способ рассуждений о постсоветской Евразии.