У защитника Шубинского вопрос:
— Быть может, свидетель компаньон фабриканта?
— Да.
— Скажите, кем было дано распоряжение поставить у дверей стражу седьмого января?
— Стража была поставлена потому, что нам было сказано одним из рабочих, что ткачи хотят забастовать, что у них договор — остановить рабочих и не пускать на фабрику.
— А для чего стража ваша была вооружена?
— Боялись, что рабочие учинят бунт.
— Значит, вы хотели помешать рабочим собраться?
— Да.
— У меня все. — Защитник сел.
— Позвольте мне вопрос? — Опять Моисеенко. — По чьему распоряжению писались штрафы?
— Это зависело от хозяина.
— Вы тоже компаньон, без вашего согласия хозяин один не мог этого сделать.
— Ему было предоставлено право.
— И вы его утверждали?
— Мы делали то, что находили нужным.
— Значит, вы находили нужным грабить ваших рабочих? Председатель вскочил:
— Прекратите! Я делаю вам замечание.
— Но я хочу получить ответ на свой вопрос.
— Пре-кра-ти-те!
— Хорошо. У меня другой вопрос. Знали вы ткача Гаврилу Чирьева, у которого машиной оторвало руку?
— Он был пьяница.
— Значит, вы знали Чирьева. А не скажете ли вы, почему утопилась его жена?
— Прекратите! — говорит председатель. — Вопросы не имеют отношения к делу.
— Имеют. Она утопилась потому, что устала от вечной нужды, хотя всю жизнь работала сама и муж ее тоже всю жизнь работал. Они оба были ткачами.
Дианов развел руками:
— Тимофей Саввич богат, но он не может отвечать за всеобщую российскую нужду.
— Я спрашиваю вас, — голос у Моисеенко зазвенел, — виноват ли Морозов в том, что довел женщину, мать многих детей, до самоубийства?
— Прекратите! Я выведу вас! — кричит председатель. Объявляется перерыв.
В публике аплодисменты. Публике нравятся скандалы.
* * *
В перерыве адвокат Шубинский подошел к следователю Баскареву.
— Уважаемый Павел Андреевич! Я от всего сердца благодарен вам за ваш благороднейший поступок… Нет, не возражайте. Благороднейший. Вы так облегчили защиту. Вот посмотрите, что я буду говорить в своей речи. Я на вас и в речи своей, как на фундамент, опираюсь.
Шубинский подал листочек, через плечо Павла Андреевича показал, какое место нужно прочитать, и сам же шепотом зачитал:
— «Но где же данные, решающие вопрос о чрезмерной тяготе налагавшихся на фабрике Морозова штрафов? Они собраны в прекрасных таблицах, составленных и приложенных к настоящему делу судебным следователем г. Баскаревым. Таблицы эти говорят нам, что штрафы с 1881 года к 1884 году возросли на 155 процентов и что они простирались от пяти до сорока процентов заработка». Ну и так далее. Я вас несколько раз поминаю, и всякий раз добрым словом… Знаете, что я буду просить у суда? — Прозвенел звонок, и Шубинский торопливо складывал листочки. — Я буду просить оправдания для всех без исключения. И вы мне очень помогли.