Часов в девять утра, когда уже хорошо рассвело, Моисеенко суматошной своей походочкой припрыгал, как воробушек, как воробушек — и незаметный, к казарме Волкова. Сам в казарму не пошел, кликнул к себе мальчишку, спозаранку гонявшего по дороге мерзлый конский навоз.
— Василия Сергеева знаешь?
— Как не знать? — обиделся мальчишка. — Он в нашей казарме живет! Да кто ж его не знает, заступника?
— Вот и хорошо, что ты его знаешь. Ступай к нему в каморку и скажи: «На улице Щербак ждет». Запомнил?
— Чего ж не запомнить?
Мальчишка убежал и скоро привел Волкова.
— Ты чего же сам-то не зашел?
— Теперь нужно поберегаться. Никак нельзя, чтоб нас вместе схватили…
— Да ведь не хватают никого.
— Погоди, они свое возьмут. Вот что, Василий, пошли по казармам. Унять нужно людей. Пойдут стычки с казаками, все Орехово беды не оберется. Морозов небось только и ждет, чтоб рабочие против властей взбунтовались. Тогда он отвертится. Не его осудят — нашего брата.
Народ, пробудившись, высыпал на улицы: фабрики стоят, что делать — неизвестно. Завидев Волкова, взбадривались:
— Василий Сергеев идет!
Моисеенко замешался в толпе, которая за Волковым двигалась ко второй казарме.
В длинном коридоре стало тесно, открыли каморки, в каморки набились. Лестницу на второй этаж заполонили. Волков хоть и высок, но в задних рядах его не видно. Прикатили кадку, Волков вскочил на нее, подождал, пока утихнут.
— Я вот чего к вам пришел, — начал он свою речь. — Хозяин вывесил объявление, зовет на работу. Он — хитер, а нам надо быть умными. У него свои условия, хозяйские, а значит, обманные. У нас — свои условия, рабочие, честные. С голоду нам умереть не дадут! Когда рабочие, товарищи наши, в Москве, в Петербурге, в Иваново-Вознесенске, в Твери узнают про наше дело, что стоим на своем, — не оставят они нас в несчастье. Соберут и пришлют нам деньги. Но потерпеть придется…
— Все терпи да терпи! — взвился женский голос.
— Вас-то я и прошу больше всего, милые! У вас на руках семья, детишки грудные. Иной раз и докормить не успеете, голодных приходится отрывать от груди, бежать по звонку на фабрику, чтоб за опоздание штрафа не схлопотать. Эх, чего там! Чего мне жизнь вашу рассказывать?!
— Потерпим, Василий Сергеевич! Согласны! — закричали женщины.
— А согласны, так еще послушайте. Чтоб себе же не навредить — мужики, к вам обращаюсь! — богом вас всех прошу, по улицам зазря толпами не шастайте! Не дразните начальство! Над казаками не смейтесь. И вообще без толку нечего галдеж поднимать. Когда нужно будет, скажу, что делать. Согласны?