Я проснулся внезапно. Сквозь сон показалось, что прогремел взрыв. Но вокруг было тихо, только в открытые посветлевшие окна вползал нудный, захлебывающийся гул авиационных моторов. Посмотрел на часы: четыре часа двадцать минут… Колесников тоже приподнялся и шарил по придвинутому к изголовью стулу, отыскивая часы.
Неподалеку послышался тяжелый удар, за ним — взрыв. Дом качнуло, жалобно заныли стекла.
— Взрывные работы, что ли? — вслух подумал я.
— Скорее, бомба сорвалась с самолета, — отозвался Колесников, настороженно прислушиваясь.
— Куда же летчики…
Я не договорил. Частые взрывы слились на несколько секунд в оглушительный грохот. Потом стихло. Опять слышался то усиливающийся, то ослабевающий гул авиационных моторов.
Этот странный гул неожиданно напомнил мне Испанию. Гул «юнкерсов»…
Мы с Колесниковым бросились к окнам. Небо над Кобрином спокойно голубело. Плыли редкие перистые облачка.
За стеной застучали сапоги.
— Всем немедленно покинуть помещение, — пронеслось по коридорам.
В пустых кабинетах приглушенно звонили телефоны.
— Захар Иосифович, что-то случилось!
Колесников понимал это и без меня.
Торопливо натянув сапоги, на ходу застегивая гимнастерки и ремни, мы выбежали на улицу.
И вовремя.
Прямо к штабу направлялась эскадрилья самолетов.