— Я приехал сюда, чтобы лично побеседовать с каждым добровольцем. Лишь после этого вы будете зачислены в школу. И лишь после прохождения полного учебного курса, при условии успешной сдачи экзаменов командование перебросит вас на временно оккупированную территорию в составе партизанских отрядов и диверсионных групп. Таков мой сказ. В школу буду отбирать прежде всего коммунистов и комсомольцев, физически крепких, ну и, само собой, отважных, смелых, до конца преданных делу партии большевиков.
Собравшиеся вновь заговорили все разом, доказывая, что именно о них вел речь начальник и что вовсе не обязательно соблюдать формальность, придерживаться каждого параграфа инструкции; нужно брать в расчет главное — их лютую ненависть к врагу, их беззаветную преданность Родине.
Пришлось снова Добросердову призвать всех к тишине и напомнить, что поступать он будет только так, как сказал, и что престарелым, хворым, несовершеннолетним он советует не отнимать дорогое время ни у себя, ни у него.
Он оглядел еще раз собравшихся, особенно подолгу останавливал свой взгляд на Ломакине, Паршикове и Романовых. Те сразу почувствовали в таком взгляде опасность. И потому, выйдя из комнаты, решили явиться к начальнику вместе.
— В старики записал, — ворчал Пимен Андреевич. Он тронул широкой ладонью седую поросль на щеках и засмеялся.
Зиновий Афиногенович не понял его смеха и еще больше нахмурился.
— Верно подметил старший политрук, — весело заговорил Ломакин. — Поглядите на себя, други. Обросли щетиной хуже арестантов. Айда к цирюльнику. Сейчас помолодеем годков на двадцать.
Теперь уже заулыбались и Романов, и Паршиков. Они еще с гражданской верили в находчивость своего командира.
И, действительно, из парикмахерской они вернулись помолодевшими. Машинка и бритва убрали седину с висков и щек. Наверное, поэтому начальник школы, увидев их, не сразу узнал в молодцеватых кряжистых мужчинах давешних стариков. И только стоящий между ними черноглазый мальчишка с непокорным темным вихром напомнил утренних знакомцев.
— Прошу по одному, — не поднимаясь со стула, предупредил начальник. Но видя, что трое решительно направляются к нему, вышел на середину комнаты и строго скомандовал:
— Стой! Кру-гом!
Но и это не подействовало. Пимен Андреевич вплотную подошел к командиру и спокойно сказал:
— Сынок, дозволь тебе заметить… ты еще под стол пешком ходил, когда мы в первом красногвардейском полку громили контру.
На каменном лице начальника школы слегка дрогнули широкие брови. Уловив этот момент в перемене настроения старшего политрука, Пимен Андреевич добродушно улыбнулся: