Маг протянул сумку и повторил:
— Не прикасайтесь.
Сказать легко, а мне еще дневник в посольство доставлять… Я с сомнение покосилась на сумку, которая лежала на сидении пролетки — с таким видом смотрят на гадюку, не веря, что пригрели ее на груди. Будь я работником посольства, то, получив такой «подарок», выбросила бы его на помойку. Будь я умнее, выбросила бы сразу в воду канала, по мосту которого мы сейчас проезжали. Будь я еще умнее, не брала бы дневник в руки, но глупо пытаться изменить прошлое, а вот с будущим можно поспорить.
Мои денежные запасы «похудели» на бриллиантовый гарнитур: колье и серьги. Подозреваю, я переплатила, потому как маг не стал отказываться, но был удивлен, получив еще и браслет в уплату за исцеление. Зато теперь на ладони белели тонкие нити шрамов, которые должны были сойти примерно за месяц.
Пролетку потряхивало на булыжниках, мимо проплывали дома, слева синело море, чуть розоватое в лучах садящегося солнца. По оживленной набережной прогуливались парочки: кружевные зонтики под руку с белыми костюмами. Играл оркестр. Мальчишки торговали клубникой, и сладкий аромат ягод мешался с соленым запахом моря. У белой ротонды стояли местные дэры, и от их заинтересованных взглядов мне стало жарко и одновременно весело.
Я подставила лицо солнцу и улыбнулась. У меня не было зонтика, зато у меня была свобода! Примерно так ощущает себя человек, снявший оковы и понимающий, что его нельзя больше отследить по магическому поводку. Потом я вспомнила род занятий жениха, и настроение резко пошло вниз. Найдет ведь, сын бездны. Надо уезжать из города и как можно скорее. Избавлюсь от дневника — и подальше отсюда.
Пролетка притормозила около пансиона, в окнах которого гостеприимно горел свет — в столовой накрывали ужин. И я подумала: надо будет переодеться, чтобы предстать перед обществом в достойном виде. За ужином я позволю себе бокал вина — для храбрости. От одной только мысли, что придется делить комнату с дневником внутри все сжималось от страха. Так почему бы не выпить. Рядом нет никого, кто бы меня остановил.
Я расплатилась с извозчиком местной монетой — поменяла на пароходе, и сошла, держа торбу в руке. Вход в пансион был рядом — пара метров, но тут лошадь, до этого с безразличием тащившая повозку, и даже вившиеся вокруг морды мухи её не раздражали, заржала с таким ужасом, словно узрела самого сына бездны во плоти, ну или пожирателя конины, задрала хвост и скакнула вперед. Меня обдало горячей волной от пронесшейся мимо лошади, свистнул хлыст, слава небесному отцу, мимо моей спины, впрочем, круп лошади он тоже не достал. Я успела заметить откинувшегося назад кучера, из раскрытого рта которого доносились нечленораздельные «тпруу и стой». Заметила, как ловко отпрыгнул в сторону прохожий, чудом разминувшийся с копытами, как завизжала продавщица цветов, как поскользнулся на кучке лошадиных орехов тот самый прохожий, приложившись спиной о столб, как по улице от взбесившейся лошади волной расходилась паника, а следом неслись крики, брань и ни одного свистка постового.