Какое-то время я стояла, смотря вслед пролетке и гадая, остановят ли лошадь или та свалится сама. Мне она показалась довольно преклонного возраста, более чем преклонного для столь бодрого галопа. Все в этой Фракании не по-людски. Даже лошади.
И в это время кто-то резко дернул сумку из моих рук.
Косой стоял на углу за два дома от пансиона дэры Ластины и с делано безразличным видом пялился по сторонам. Он ждал. Занятие, как думал тогда Косой, самое что ни на есть наипротивнейшее. Хуже могло быть лишь сидение в холодном погребе, ведь подмастерья вора больно много чести в камеру сажать.
Косой отогнал надоедливую муху от лица, бросил украдкой взгляд на столики таверны, выставленные прямо на улицу. За угловым сидел Гвоздь — средних лет мужчина, и можно было сказать, что все в нем было средним: рост, полнота, костюм горожанина, темно-русые волосы, незапоминающееся лицо, словом, вор из Гвоздя был первостатейный. Лишь по-девичьему тонкие пальцы могли намекнуть на род занятий хозяина.
Косой бросил взгляд на Гвоздя и приосанился. Он до сих пор пребывал в недоумении, почему среди десятка мальчишек от семи до тринадцати лет Гвоздь выбрал в ученики именно его, и гордость снова и снова загоралась в его сердце, наполняя тело легкостью.
Гвоздь — лучший. Пусть строгий, гоняет, и даже бьет, зато лучший среди воров, и ему достаются самые выгодные заказы, как, например, сейчас.
У лавки старого Мендерса уже час листал книги вихрастый молодой человек, и по одному взгляду на него можно было сказать, что либо он берет не те книги, либо тратит попусту время Мендерса. Молодой человек и сам это понял. С тоской отложил в сторону потрепанное издание жития святого Гранда, чьи части тела так любят поминать сквернословцы, прошелся по улице, потом вернулся, купил букетик цветов и занял позицию на противоположном от Косого углу.
Косой одобрил действия вихрастого. Цветы и тоскливая физиономия позволяли продержаться еще часа три, не вызывая подозрения. Имени мага Косой не знал, знал лишь, что тот должен обезвредить для них вещь, которую предстояло выкрасть Гвоздю.
Косой потоптался, незаметно вздыхая: время, как бывает в таких делах, тянулось со скоростью черепахи, выползшей на песок. Он принялся было насвистывать, но напряжение перед делом заставляло фальшивить, и парень замолчал.
Наконец застучали копыта, Косой приободрился, с надеждой вглядываясь в пролетку, и подскочил, мысленно, конечно. В пролетке сидела рыжая девица. Косой поднял руку к голове, делая вид, что скребет затылок.
«У пансиона, остановись у пансиона».