Синегорка оторвалась от Илейки, выступила из-за куста:
— Здесь я, здесь!
Повернувшись к Илейке. зашептала:
— Уходи! Скройся в яруге, а как солнце подвинется к заходу, приходи с мечом. Он будет спать…
— Конь у меня на тропе остался, — ответил Илейка.
Синегорка досадливо поморщилась:
— Выходи тогда, покажи, что ты витязь…
Но всадник уже заметил Илейку. Он гневно покружил над головой дубину и пустил ее вниз. Страшно взвизгнула всеми своими закорючками пудовая, налитая свинцом палица, зарылась в землю у самых ног Идейки, обдав его песком. Всадник спешился и тут же предстал грозным видением. Это был огромный старик, на две головы выше Идейки, широченный в плечах, но уже сгорбленный. Седобородый, темнолицый от загара, глаза водянистые, щека будто бычьей жилой зашита. Золоченый наплечник со стальной сеткой, кольчуга на мощном теле не кольчуга, а стальная плетеная рогожа, перехвачена обрывком бечевы, ржавые амулеты на груди — ключи, ложки, коньки. За плечами свисает до земли когда-то прямо-таки княжеская, теперь же вытертая во многих местах и заношенная луда[17]. Узловатой рукою он держал большой меч. Остановился перед Илейкой, будто вяз перед кустом терновника. Илья положил руку на рукоять своего меча, казавшегося теперь таким маленьким перед оружием великана.
— Зачем ты здесь, а? — открыл рот старик, словно поворошил кучу железа. — Прежде ты мне ответь, а потом я раздавлю тебя, инда красный сок побежит.
Великан не шутил: стоило ему вытянуть руку с мечом — не подступить Илейке. Синегорка бросилась между ними:
— Ладно, убей тогда и меня, или я сама брошусь на саблю!
— Поди прочь, Синегорка! Знаешь ли ты, мужичина, — говорил он Илейке, — кто я таков? Знаешь ли, как меня величают па Руси? Меня зовут Святогором. Слыхал?
— Слыхал, — ответил Илейка, — да только недоброе говорят о тебе.
Ч— то говорят? — переспросил Святогор и закашлялся, покраснел от натуги. — Что говорят жалкие пахари?
— Говорят, перестал воевать печенегов.
— Ах, ты! — задохнулся, Святогор и поднял меч.
Сннегорка прижалась к Илье:
— Убей меня, убей нас обоих.
— Отойди, Сннегорка!
— Убей! — нас не разлучишь!
— Уйди! Положу на ладонь, прихлопну — мокренько будет!
— Его люблю! Постыл ты мне, старый!
— Умолкни!
— Не умолкну. Жизни мне нет с тобой… Соблазнил меня славой да громким именем!
Илейка видел, как побелел, что стена, Святогор, губы его задрожали:
— Ты что говоришь, одумайся!
— Нет, — отрезала Синегорка, словно саблею полоснула, — не одумаюсь!
— Врешь ведь, — весь искривился от злобы Святогор, — не любишь ты его, не можешь любить никого. Один я стерплю все и все прощу! Одумайся!