— Пятеро вас… будьте моими братцами… Все вы прятались в земле, а там темно… Землица-матушка холодна… А тут светло. Я вас водою напою… Пейте воду, братики-цветочки… Нету батюшки домой, пошел на косьбу, траву косить… Я вас в обиду не дам, водой напою…
Я Невейка, я Невея,
Ветерком не веяна.
Стебелек, стебелек…
Нехорошо стало Илейке, пока он стоял и смотрел на играющую девочку. Свистнул коня. Бур ответил ржанием, девочка испуганно выронила ведерко:
— Ах, батюшка приехал! Батюшка! Ушел пешком, а вернулся верхом, — оправившись от испуга, запрыгала девочка.
Конь подошел к Муромцу, а за ним и Соловей. Мелко дрожали его губы, из глаза вытекла липкая слеза.
— Принимай гостей, Невейка! — крикнул Илья.
Девочка поспешно стала отворять ворота, приговаривая:
— Батюшка идет, кого-то ведет…
Она проворно оттащила створку ворот, но, увидев привязанного к коню отца, замерла, вытаращив глаза и открыв рот.
— Ой! — только и вскрикнула девочка. — Кто-то идет, батюшку ведет.
Подбежала к Соловью, обхватила ноги тонкими руками:
— Ба-а-тюшка, миленький! Где твое зыркало? Зыркало где?
— Пусти! — грубо оттолкнул ее разбойник, — В лесу выронил, на пеньке осталось…
— Ой, ба-а-тюшка! Ой, миленький! — заплакала Невейка тоненьким голоском. — Побегу в лес, найду твое зыркало, принесу тебе.
— Не ходи, — строго приказал Соловей, — вороны расклевали его, пропало оно до века.
— Брешешь, батюшка, брешешь! — замахала на него руками девочка. — Побегу я в лес, побегу. Найду тот пенек… Мигом обернусь.
Не успели опомниться, как девочка, подобрав подол летника, скользнула в ворота и исчезла.
— Слаба умишком, дождь идет — плачет, — прохрипел Соловей и. помедлив, продолжил: — Да и не дочь она мне совсем. Дело было под Карачевом… Ее пожалел… И кашу сварить и тесто замесить может, только вот глупа совсем… Это у нее от испуга, должно… Люблю ее… мухи не обидит.
Илейка молча отвязал разбойника от коня, руки, однако, не освободил.
— Где у тебя сено?
Соловей кивнул головой на закрытую дверь конюшни. Илейка отворил дверь и в полутьме разглядел рослого черного коня с белой звездой во лбу. Подошел, протянул руку, но конь шарахнулся, оскалил зубы. Илья взял мешок с овсом, вынес Буру. Тот, жадно посапывая, ткнул нос в мешок, стал жевать.
Странно все здесь глядело — ветхие строения, прогнивший порог, из-под которого несло крепким запахом плесени, на стене висела забытая, источенная жуками вязанка грибов. Вошли в избу. Пусто, голо было в сенях, да и в горнице не лучше. Старые половицы покрыты рогожей. Дубовый, грубо сколоченный стол, две грязные давки с брошенным овчинным тулупом и шелковой, с золотыми кистями подушкой. Щербатая секира заткнута под крышу. Скудный свет пробивал в оконце. Когда пообвыклись глаза, увидел на столе долбленную из дерева чашку, полную каши, заправленной старым салом, круглую хлебину. Илейка загреб каши, вывалил на край стола, чашку двинул на другой конец.