— Но это же, — не смогла я сдержаться. — Это бесчеловечно!
— Ожидать человечности от присягнувших Ате не следует, — мягко сказал Фиар. — Им надо было убедить всех, что оборотни наступают. Что все дальше заходят на земли королевства. Что прорываются сквозь патрули на границах и жаждут одного — крови. Как еще посеять страх и смятение в сердцах и умах людей? Церковники выбрали безошибочный способ.
Я не могла не согласиться. Но не могла и слушать его без слез.
Когда рыдания стихли, я подняла заплаканные глаза на Зверя.
— Теперь ты понимаешь, что, зная все это, я чуть с ума не сошел, когда увидел тебя здесь. С ним. С посланником Церкви.
Я заморгала. Чуть с ума не сошел? В это слабо верилось. Просто Зверь… он казался единственным здравомыслящим в этом стремительно погружающемся в безумие мире.
— Я боялся, что ты сбежишь с ним. То есть что решишь с ним сбежать.
Я вздрогнула. Значит, это была проверка. Решу или нет. И хоть после двух моих попыток бегства нельзя было сильно винить Фиара, все же стало обидно. Совсем немного. Наверно, поэтому я немного резче, чем следовало, ответила:
— Не сбежала же… Даже не подумала о таком.
— Не сбежала, — согласился Зверь. — Я хочу, чтобы ты знала еще кое-что о пасынке Анжу.
Я вздрогнула. Фиар что, знает? И сама себе ответила: странно было бы предполагать, что нет.
— Он — аббат, — тихо сказал Зверь.
Но для меня эта фраза оказалась подобно колоколу, гонгу и набату одновременно.
— Нет, он не принял сан. Его величество был против, — невпопад забормотала я. — Он усыпил служанку. Из священного сосуда. Он сказал, что украл его. Чтобы мне помочь. Украл. Это я виновата…
Зверь снова гладил меня по волосам, снова ждал, пока я успокоюсь. Затем продолжил. Видно было, что ему не доставляет ни малейшей радости открывать мне правду. Даже тени злорадства или удовлетворения ущемленного самолюбия не наблюдала я на его словно высеченному из скалы лице. И все же Фиар решил действовать, что называется, в один присест. Так поступает хирург, который знает, ему придется причинить пациенту боль, чтобы потом тому стало легче. И лучше резать сразу, не задумываясь, и наверняка.
— А ты знаешь, как наполняются магией священные сосуды, Эя?!
Я ошарашенно покачала головой. В который раз.
— Содержимое священных сосудов — память, которой лишили живых людей. Их разум, чувства, эмоции. Безумная богиня Ата ничего не творит. Лишь оскверняет то, что создано матерью.
— Природой, — пробормотала я, озираясь вокруг.
— Да, — подтвердил Зверь.
А у меня последний осколок в калейдоскопе встал на свое место. Вспомнила, как изо рта Милы потекло голубое сияние прямо в сосуд, который парил над ладонью Андре.