Поэтому, хоть в моем магазинчике «Севен-элевен» было всего два человека, а пожилая женщина завозилась с кошельком, я сурово посмотрела на протиснувшегося перед ней парня. В пуховике — я знаю, что это бренд «Монклер»; я такой пуховик видела и уяснила, что денег на него у меня никогда не будет. К зиме я купила в благотворительном магазинчике хорошее пальто. Но я никогда не избавлюсь от запаха той, кому он принадлежал до меня, той, кто стоял в очереди передо мной.
Здесь редко лезут без очереди — только пьяные ночью; люди в этой стране по большей части вежливые. В последний раз средь бела дня кто-то так откровенно полез два месяца назад. Зрелая, стильно одетая женщина, когда я указала на тот факт, что она прет без очереди, начала спорить, пригрозила поговорить с моим начальником и сделать так, чтобы меня уволили.
Парень посмотрел мне в глаза. Я вижу намек на улыбку. Никакого стыда. И маски.
— Мне только коробку снюса «Генерал», — говорит он, как будто оправдывая словом «только» то, что пролез без очереди.
— Дождитесь своей очереди, — говорю я; на мне маска.
— Он же у вас за спиной, это всего пять секунд займет, — показывает на коробку.
— Дождитесь своей очереди.
— Если бы вы мне его дали, меня бы тут уже не было.
— Дождитесь своей очереди.
— «Дождитесь своей очереди», — передразнивает он, усиливая мой акцент. — Шевелись, сука.
Он шире улыбается, как будто шутит. Наверное, считает, что может так со мной разговаривать, потому что я женщина, работа у меня низкооплачиваемая, я эмигрантка, да и кожа у меня другая — не белоснежная, как у него. И он, судя по всему, передразнивает меня, ломает язык, будто бы имитируя акцент некоего туземного языка, на котором, как ему кажется, я говорю. Или, может быть, он иронизирует и изображает плохого парня. Посмотрев на него повнимательнее, я последний вариант отбросила: глубины в нем нет.
— Подвиньтесь, — говорю я.
— Мне надо на метро успеть. Ну же!
— Вы бы спросили, не против ли та, кто стоит перед вами.
— Мне на метро…
— Поезда ходят все время, — говорю я под ровный аккомпанемент грохочущего метро — до него всего два лестничных пролета.
Когда я начала здесь работать, младшая сестра спрашивала, не боюсь ли я террористов с зарином. Во время гражданской войны, до того как мы убежали, все зарина боялись. Что партизаны пустят ядовитый газ — нам рассказывали, в девяностые годы такое совершила в поездах токийской подземки какая-то японская секта. Моей сестре было девять, и ей каждую ночь снились кошмары о ядовитом газе и станциях метрополитена.
— На моей ветке поезд только раз в четверть часа ходит, — прошипел он. — Мне надо успеть, ясно?