Мы вновь покатили баки во двор. Женщина с балкона ушла.
— Пошла домой начальнику звонить, — сказал я.
— Она с постели не встала, — ответил Пиюс. — Пока что.
Он оглядел фасад и кивнул — губы у него шевелились, как будто он считал про себя.
— Идем, Ивар.
Я пошел за Пиюсом к входной двери, где он рассматривал звонки.
— Третий этаж, вторая направо, — пробормотал он и нажал на нужную кнопку. Подождал, глядя на меня с мелкой ухмылкой, теперь уже не такой бесячей.
В динамике над звонком затрещал голос:
— Да?
Сорочий голос.
— Доброе утро, фру Малвик, — заговорил Пиюс; казалось, он кого-то копирует. Кого-то, кто лучше него говорит по-норвежски.
— Я Иверсен из полиции Осло. В экстренную службу только что поступил звонок от службы уборки мусора: ее сотрудники стали свидетелями акта эксгибиционизма — это был кто-то из жителей с третьего этажа. Поскольку мы патрулировали поблизости и это все же преступление, а максимальный срок наказания составляет три года, нас попросили все проверить. Мы понимаем, что на третьем этаже много народа живет, но все равно спрошу: вам об этом что-нибудь известно, фру Малвик?
Последовала долгая пауза.
— Фру Малвик?
— Нет. Нет, я ничего об этом не знаю.
— Нет? Тогда пока все, спасибо.
Когда женщина положила трубку, послышались царапающие звуки. Пиюс посмотрел на меня. Мы быстро пошли к машине, чтобы женщина не успела подойти к окну и нас увидеть. Лишь отъехав, мы засмеялись. Сам я смеялся до слез.
— Ивар, что-то случилось? — спросил уже давно отсмеявшийся Пиюс.
— Да похмелье, — сказал я и высморкался в рукав. — Эта тетка начальнику точно звонить не станет.
— Не станет, — согласился Пиюс и остановился у магазинчика «Севен-элевен», где мы обычно брали кофе и устраивали первый перекур.
— Мне одно интересно, — заговорил я, когда принес большую порцию кофе, перелил половину в бумажный стаканчик и протянул Пиюсу. — Если ты можешь копировать того, кто говорит по-норвежски лучше тебя, почему ты так постоянно не делаешь?
Пиюс подул на кофе и все равно скорчился при первом глотке.
— Потому что я всего лишь подражаю.
— Все так делают, — сказал я. — Так мы и учимся говорить.
— Верно, — сказал Пиюс. — Ну, я не знаю. Может, потому что чувствуется фальшь. Phoney[11]. Я как бы предаю. Я латыш и выучил норвежский: таковым я и хочу казаться, а не imposter[12]. Если я заговорю так, что ты сочтешь меня норвежцем, а я допущу мелкую ошибку в произношении или грамматике — и она меня выдаст, — осознанно или неосознанно люди решат, что их обманули, и перестанут мне доверять. Понимаешь? Проще расслабиться и говорить на новонорвежском.