Куку положительно не понравился воинственный нрав островитян, и он решил, не останавливаясь, двигаться на юг и при приближении лодок с вооруженными туземцами приказывать стрелять из пушек, что наводило страх на дикарей.
Шесть месяцев плавания убедили Кука, что эта земля вовсе не разыскиваемый Южный Материк. Наблюдения прохождения планеты Меркурия, записанные Грином 9 ноября, и вычисленные Куком широта и долгота точки наблюдения утвердили это положение. Кроме того, стало ясным, что это та самая земля, которую в 1642 году открыл голландец Авель Тасман, подплывший к ее восточным берегам.
За все время плавания поведение туземцев вызывало целый ряд недоразумений. Офицеры и матросы, раздраженные таким недружелюбным приемом, выходили из повиновения и по-своему расправлялись с ворами и обидчиками. Кук сек и сажал в трюм, но терял самообладание и подчас чувствовал, что поведению экипажа сам давал дурной пример. Стычки с островитянами происходили чуть ли не на каждой остановке, и либеральные намерения Кука каждый раз разбивались об упорство «диких» и чувство мести матросов.
Так по крайней мере он пишет в своем дневнике, перенося всю вину на туземцев или на необузданный нрав матросов. Совершенно ясно, что при наличии на корабле жесточайшей дисциплины и достаточных средств для ее поддержания, поведение матросов вряд ли могло служить причиной возникновения таких стычек. Проговариваясь о своих крутых мерах, Кук спешит успокоить «чувствительных» читателей, убедить их в неизбежности этих мер. Не может он сослаться на секретные инструкции адмиралтейства, предписывавшие беспощадную расправу с «дикими» в случае их сопротивления? Не может он открыто заявить, что его «научное» путешествие рассматривается морским министерством, как разведка военно-морских баз и укрепленных пунктов, как проложение новых путей для военного флота, как начало «мирного» завоевания новых земель во славу британского капитала?
Кук не солдат, не завоеватель, не злой человек, он просто моряк-путешественник, но путешественник, добросовестно исполняющий директивы начальства, человек, проникнутый чувством долга перед пославшими его, к тому же безусловно сочувствующий предначертанию власти, как выросший и воспитанный в определенной среде, наложившей на него свой отпечаток. Несмотря на выдающиеся способности, на достоинства характера, отличавшие его от других, на искания и «благие» порывы к какому-то неясному идеалу, он не мог целиком оторваться от общей массы либеральствующих военных и ученых своего класса, так называемой передовой интеллигенции на ряду с проповедью всевозможных филантропических, философских учений, служащей, в конце концов, интересам все той же связанной с ней торговой буржуазии, все того же королевского правительства.