По направлению от машин, которые отведены в резерв, вдруг появляется Маслаков. Как будто ничего не произошло и он не нарушил моего приказа, протягивая котелок, из которого пахнет чем-то вкусным, Ваня говорит с ноткой недовольства:
— Ваш обед, товарищ полковник. Совсем остыл…
Поправляет сбившуюся на затылок пилотку и смотрит на меня ясными чистыми глазами. Мне известна эта его манера прикидываться простачком. Внешне — святая невинность, а в душе ухмылочка. Дескать, хоть вы и полковник и комбриг, но без меня вам не обойтись, и сейчас вы довольны, что я рядом, а потому вас не боюсь.
В какой-то мере он прав. Но нельзя же сдаваться так просто. И я нарочито резко говорю:
— Ты как здесь оказался? Тебе что было приказано?
Ваня виновато моргает и молчит. Потом, вздохнув, отвечает:
— Я был в штабе. А сейчас штаб все равно сюда собирается…
— Вот я тебе другой раз покажу, как самовольничать! — И, сбавляя тон, спрашиваю: — Умыться есть?
— Есть.
Маслаков рывком откупоривает одну из двух висящих у него на поясе фляг, достает из сумки мыло и полотенце.
Сдернув гимнастерку, я подставляю ладони под тоненькую теплую струйку воды, набираю целую пригоршню и сильно плескаю в разгоряченное лицо.
— А здорово мы сегодня фрицам всыпали!
Это Ваня «подмасливает» меня. И пусть. В конце концов, он прав, и радость его искренняя. Но его «мы» напомнило мне басню про лошадь и муху, и я беззлобно, просто чтобы поддеть Маслакова, спрашиваю:
— Кто это «мы»? Ты разве был в атаке?
— Так зачем мне? Вы за нас двоих поработали, — и весело улыбается.
* * *
Погасла вечерняя зорька, и повеяло прохладой. Прошел еще один боевой день — день трех атак. Люди возбуждены успехом, и в лагере долго не смолкает шум. Уже роздан ужин — он же и обед, заправлены горючим танки, пополнены боекомплекты. Пора и отдыхать. Но всюду слышны оживленные голоса, шутки, смех. У танкистов отличное настроение.
Николаев вернулся из подразделений. Я смотрю, как он присаживается рядом, и невольно думаю, что повезло мне с комиссаром. С таким можешь не волноваться за моральное состояние бойцов. Он и его немногочисленные помощники выполняют свою работу тихо и неприметно, без суеты и шума, но надежно.
Мы с Мироном Захаровичем сдружились. Я вижу в нем верного товарища, друга, советчика. Он принципиален, может в глаза сказать правду, но это всегда в интересах дела, а значит, и в моих же интересах.
Мои размышления прерывает голос Симонова, раздавшийся за спиной:
— Разрешите?
— Что у вас?
— Сводка за два дня.
— Читай вслух, — просит Мирон Захарович.
Опять большие потери. Но и противнику досталось. Только в результате внезапного флангового удара нами захвачено двенадцать орудий крупного калибра и десять противотанковых пушек, несколько бронетранспортеров, склад боеприпасов. Уничтожено семь танков.