А вокруг него, обливавшегося кровью, шла беспощадная борьба. Бойцы вынесли из боя тяжело раненного комиссара. Через час его не стало.
Останки героев-комиссаров покоятся у древней Кремлевской стены в Москве.
Вот такие они, комиссары. Подвиг В. Д. Кучерявого, повторившего подвиг комиссаров гражданской войны Звейника и Янышева, никогда не будет забыт.
Уважаемые товарищи Ян Семенович и Иван Петрович![3] Три месяца прошло, как я расстался с вами. Бои у нас закончились, заключен договор, мы в настоящее время находимся на новой границе. Военный конфликт с Финляндией урегулирован.
Теперь, когда все позади, можно подвести некоторые итоги, сделать выводы для нашей с вами практической работы.
Скажу без преувеличения, что бойцы и командиры Красной Армии проявили массовый героизм, упорство и смелость. Более тысячи человек из нашего соединения представлены к правительственным наградам.
Однако, откровенно заявляю вам, Ян Семенович и Иван Петрович, что вести активные военные действия в условиях глубокого снега и сильного мороза с засевшим в дотах и дзотах противником очень сложно. Оборонительные сооружения были сделаны вполне на современном уровне, хорошо вписаны в местность. Огневые точки противник умело маскировал. О характере и расположении укреплений наша воздушная разведка давала нам практически очень мало информации. Наше соединение действовало на главном направлении.
Заслуживают внимания высказывания одного финского офицера, с которым мне пришлось много разговаривать, и я о них хочу вам рассказать. Вскоре после объявления о перемирии были начаты переговоры сторон о порядке отвода войск бывшего противника и перемещении советских соединений и частей на новую границу. На переговорах я был в составе нашей делегации. В один из перерывов между заседаниями, когда я вышел в соседнюю, служившую курилкой, комнату, пришел сюда же руководитель финской делегации начальник артиллерии пехотного корпуса полковник Хеклин.
— Господин комдив Рубцов, я хочу говорить с вами в неофициальной обстановке. Я хорошо знаю вашу страну, два года работал в Москве.
— Где? И кем же? — спросил я его удивленно, услышав русскую речь из уст финского офицера, на переговорах не подавшего и вида, что он понимает нас без переводчика.
— Да, да, господин Рубцов. Я два года был военным атташе нашего финского посольства. Мне хочется высказать свои впечатления по ходу военных действий…
— Ну что ж, слушаю вас, господин полковник, — вступил в разговор я.
Сначала он говорил о малозначащих фактах и событиях. Об этой части разговора нет надобности что-то и рассказывать. Потом же Хеклин заявил: