— Да я что, я же не держусь, — только и смог пробормотать вконец растерявшийся Дмитрий Романович.
— Да ладно, не ври уж так сильно!
Впервые за время разговора Хованскому послышалось, что его собеседник смеется. Хороший знак! Похоже, все еще не так плохо.
Страница из дневника:
«Сегодня днем он прошел мимо и посмотрел в мою сторону. Решив, что он смотрит на меня, я улыбнулась. В этой улыбке не было ничего — ни заискивания, ни просьбы остановиться, ничего подобного. Обычная улыбка хорошего знакомого или коллеги. И что же я получила в ответ? Тоже ничего! Совершенно ничего. Он просто не заметил ни моей улыбки, ни меня целиком. Ведь он смотрел не на меня. В мою сторону, но не на меня. Как так может быть? Я даже оглянулась, хотя знала, что за спиной у меня лишь пустая стена. Он что, смотрел на стену? Или же в стену начинаю превращаться я сама? Больше ничего делать не хочется. Может, оставить все дела на сегодня, пойти в какой-нибудь бар и выпить вина? Или лучше купить вино домой? Дома можно выпить больше, и никто тебе не скажет, ой, а что это ты такая пьяненькая».
Глава 8,
в которой Лунин с честью переносит все тяготы нелегального положения
На въезде в коттеджный поселок Илья высунул голову из машины и крикнул показавшемуся из сторожки охраннику:
— К Фильченко! Вас должны были предупредить.
Коротко кивнув, охранник нажал на брелоке кнопку, и красно-белая перекладина шлагбаума рывком взмыла вверх.
Идея переночевать в особняке убитого вице-губернатора пришла Лунину в голову (возникла в голове, как сказала бы его мама) от безысходности. Переход на нелегальное положение всегда связан с некоторыми трудностями и бытовыми неудобствами, внезапный же переход делает эти трудности почти непреодолимыми. Соваться на ночлег к родителям было бы верхом идиотизма. После долгих лет работы в следственном комитете и прочтения множества книжных детективов, Илья был в этом абсолютно уверен. Друзей у него факти чески не было. Конечно, за последние пару лет сложились неплохие отношения с Сережкой Ракитиным, коллегой по работе в следственном комитете, но вряд ли стоило втягивать во всю эту историю Ракитина, ставя перед ним суровую дилемму — пожертвовать приятельскими отношениями с Луниным или рискнуть карьерой следователя. А ведь если Ракитин согласится спрятать Илью у себя, а затем выдаст Хованскому, то наверняка за свою преданность делу получит какую-нибудь награду, может, досрочно представят к майору. Все эти же соображения в равной степени распространялись и на другого приятеля Ильи — Вадима Зубарева. Вадик, конечно, был человеком цельным, надежным, но ведь и оперативником он тоже был цельным. Неизвестно, какая цельность в итоге окажется крепче.