Ее бросило в жар, и на какое-то мгновение она возненавидела Кристину почти так же сильно, как ненавидела Сави Равасингхе, но еще противнее было ощущать, что они превратили ее в такую ревнивую и запуганную женщину. Ей захотелось куда-нибудь скрыться, но она взглянула на детей и устыдилась, злость ее утихла.
– Осторожнее, Хью! – крикнула Гвен. – Не забывай, что у Лиони больная нога.
– Да, мама. Поэтому она скачет только на попе.
В дверь постучали, и вошла Верити:
– Я подумала, тебе следует знать, что Лоуренс согласился на предложение Кристины.
Гвен потерла шею:
– Боже мой, правда?!
– Им нужна твоя подпись на каком-то документе. Потом понадобится еще. – Она помолчала и взглянула на детей, которые притихли и неподвижно сидели на кровати. – На твоем месте я бы избавилась от этой чумазой девчонки.
– Не вполне понимаю, что ты имеешь в виду.
Верити склонила голову набок и, криво улыбаясь, продолжила:
– Слуги шепчутся. Они не понимают, почему к этой девочке такое особое отношение. Ты сама знаешь, какие они.
Гвен хмуро глянула на нее:
– А я думала, ты собираешь свои вещи.
Верити снова улыбнулась:
– О нет. Ты, Гвендолин, может быть, его жена, вторая жена, а я его единственная сестра. Я еду играть в теннис с Пру Бертрам. Пока.
– А как же твой муж? Разве можно так с ним обходиться?
Верити пожала плечами:
– Это тебя совершенно не касается.
– Это правда? – спросила Гвен у Навины, когда Верити ушла. – Насчет слухов?
Старая айя вздохнула:
– Это ничего не значит.
– Ты уверена?
– Я говорю им, это хорошо, что у Хью есть друг.
В коридоре послышался шум, а за ним – звук шагов. Гвен испуганно оглянулась.
Навина щелкнула языком:
– Это один из слуг, леди.
Хью и Лиони снова запрыгали на кровати, и внимание Гвен рассеялось. Предостережение Верити не давало ей покоя. С того момента, как она привела в дом Лиони, жизнь ее разладилась. Пойманная в ловушку собственных страхов, она каждый раз вздрагивала, стоило ей услышать скрип половиц, и испуганно озиралась, ожидая худшего. Гвен до такой степени извела себя мыслями о возможных ужасных последствиях своего решения, что перестала отдавать себе ясный отчет в происходящем.
Ей был нужен Лоуренс, чтобы вспомнить, кто она, но вместо этого они все сильнее отдалялись друг от друга. Гвен чувствовала, что распадается на части, боялась находиться рядом с мужем, чтобы случайно не выдать себя, и в то же время нуждалась в нем больше, чем когда-либо. Если Лоуренс был нежен с ней, она раздражалась и вела себя с ним резко; если был отчужден, беспокоилась, что Кристина снова завладела им.