Но к нашим временам все медведи исчезли. Одних перебили, другие сами ушли в далекие тихие места. А после них под одинокой яблоней осталась эта большая берлога, в которой, по словам бабушки, жил сам медвежий царь. Старую яблоню, могучую, в два обхвата, еще долго считали заколдованной. Проезжая мимо нее, путник старался задобрить дух царя медведей, привязывал к ветвям красную ленту или вешал монету. И сообразительный дух понимал, что от него хотят, и никого не трогал.
— Вот и вы проходите под яблоней, не поленитесь лишний раз, повесьте на ветку ленточку, — советовала бабушка, когда мы, ребята, уходили гулять.
— Неужели, бабушка, ты веришь в это? Обычное дерево, разве что старое, и вообще на свете нет никакого колдовства, — возражала ей моя старшая сестра Назира.
— А бедный мальчик Спатай? А собака Караканшык? — напоминала бабушка.
— Тоже обычное животное. В истории было немало собак, очень преданных человеку. А что касается Спатая, то он погиб из-за собственной глупости, — возражала сестра Назира.
— Если ты еще будешь кощунствовать, у тебя отсохнет язык! — угрожала бабушка, не зная, что еще сказать.
Она была очень набожным человеком. С утра до вечера только и слышишь: «Аллах, будь милостив, сделай то», «Аллах, будь великодушен, сделай это». Намаз совершает по пять раз в день, но никогда не просит благ от аллаха лично для себя. Так и бормочет в конце молитвы: «О создатель, будь опорой и тем, кто там, и тем, кто здесь». То есть, просит блага для тех, кто умер, и для тех, кто еще жив. Мне и моим младшим братьям и совсем маленькой сестренке любопытно, мы подглядываем за ней, толкая друг друга локтями. Заметив нас, бабушка говорит: «Ах вы, сорванцы! А ну-ка раскройте ладони да, вместо того чтобы таращить глаза да потешаться над старухой, просите бога, пусть он побережет вашего отца».
Нам очень хотелось, чтобы скорее закончилась война и наш отец вернулся живой и невредимый. И мы, послушно раскрыв перед невидимым и совсем неясным созданием — богом ладони, повторяли за бабушкой слова: «О аллах, будь милостив, сохрани живым нашего отца». Наверное, наш вид, преисполненный смирения и усердия, был очень смешон. Назира, хлопотавшая дома по хозяйству, не выдерживала и, звонко расхохотавшись, выскакивала на улицу.
— Ох и безбожница! Накликаешь на себя беду! — возмущалась ей вдогонку бабушка.
Такие столкновения между бабушкой и Назирой случались почти каждый день. Старшая сестра подтрунивала над религиозной и суеверной бабушкой, а та сердилась, грозила ей всяческими карами за насмешки над богом.