И вот впервые в этом году мы отправились в лощину Агишки. Шли, кажется, раньше обычного, во всяком случае еще никто не слышал о том, что плоды Шымырбая созрели. Но Ажибек, наш авторитетный командир, был в этом твердо убежден, а нам на этот раз особенно хотелось ему верить.
Под нашими ногами клубилась мягкая теплая пыль. Возбужденные, подгоняемые разгоревшимся аппетитом, мы то и дело припускали бегом. И вот, когда уже солнце сместилось на запад, перед нами открылись лощина, дом Шымырбая и он сам, сгружающий сено с арбы, в которую был запряжен старый осел. Но наши глаза первым делом отыскали бахчу с зелеными полосатыми шариками арбузов.
У входа на бахчу лежали два огромных пса — рыжий и белый с черными пятнами. Почуяв чужих, собаки поднялись, угрожающе зарычали.
Старик Шымырбай обернулся и, приложив к глазам ладонь, пристально посмотрел в нашу сторону. Мы стояли над обрывом, маленькие, худенькие и босые. Такими я вспоминаю сейчас и себя, и ребят. Такими нас увидел и отец Токтара.
— Тихо! Лежать! — прикрикнул он на собак, бросил вилы, пошел нам навстречу.
— Ассалаумалейкум, ата! — вразнобой загалдели мы, сбегая с обрыва.
— Уагалайкум ассалом! — ответил старик Шымырбай, сердобольно оглядывая нас с головы до ног. — Как вы за этот год выросли! Стали большими джигитами. Эй, жена, дай нашим гостям айран! Проходите, ребята, в дом. Я тоже скоро приду, вот только сброшу сено в сарай. И тогда мы с вами потолкуем.
Но мы не тронулись с места. Нас зачаровал расколотый арбуз, лежавший на земле перед мордой осла.
Старик Шымырбай снова взялся за вилы, махнул ими раз, другой и снял тканый чапан, повесил его на дверь сарая и остался в заношенной батистовой рубахе с прорехами на локтях:
— Давайте мы вам поможем, — предложил Асет.
— Поможем, поможем! — подхватили мы, подлизываясь к хозяину бахчи.
— Ничего, я управлюсь сам, — ответил Шымырбай, закатывая рукава рубахи.
— Как бы ты не простыл. Будь осторожен, не увлекайся, — сказала ему старуха и окинула нас недовольным взглядом. — Дома натопчете. Ступайте-ка лучше под навес.
Мы бросились под навес, развалились на ветхой кошме. Здесь все нам знакомо с прошлых лет. На этой кошме мы кувыркались, дремали, объевшись арбузами. На столбах наши имена, вырезанные ножами, написанные химическими карандашами. А то, что ворчит старуха, это нас не смущает. Такое повторяется каждый раз. Поначалу она хмурится, ругает, а потом ухаживает за нами, не знает как угодить. Только в первые минуты посиди тихо, спокойно, не торопи события.
Но пока, сохраняя суровость, она вынесла из дома деревянное ведро с айраном. Ведро было полным доверху. Айран колыхался, голубел, словно весеннее небо. Его кисловатый аромат ударил нам в ноздри. Мы дружно облизнулись.