— Канат, миленький… Куда же ты?.. Подожди меня, — сразу же захныкала Мари.
— Я же сказал: иди поживей! Лично мне некогда.
— А я тебе сказала: мне быстро нельзя. Ты же ведь не глухой? Правда?
Может, ей и в самом деле что-то мешало, а между аулом и током в одном месте разлеглась заросшая камышом и черным рогозом лощина, по которой девчонки боялись ходить одни. Делать нечего, я подождал Мари.
— Ты что? Заболела? — спросил я, когда она подошла…
А Мари оглянулась на ток и таинственно зашептала:
— Я сейчас что-то тебе скажу, только тс-с… никому… Ой, какие у тебя на рубахе тана! Как ордена! А почему мне не повесят такие?
Вот и послушай ее, а я-то, простак, уже подставил ухо. Ну, типичная девчонка, и все тут!
Мари на год младше меня и учится ниже классом, но по росту она уже меня догнала. И я знаю, за счет чего. Ноги у нее такие же длинные, как у цапли. Мари все зовут «дочкой артиста». Отец ее, говорят, был настоящим артистом. После того как он ушел на войну, Мари вместе с матерью и младшим братишкой переехала в наш аул. От наших девчонок она отличалась своими городскими замашками. Ты с ней как с человеком, а она жеманится или кокетливо закатывает глаза. Мы, мальчишки, грозились когда-нибудь намять ой бока, чтоб не ломалась, но, признаться, в душе нам нравились ее манеры, казались очень красивыми. Не то, что у наших неотесанных девчонок. И Мари, видно, чувствовала, что нравится нам и потому угроз не боялась. Да и за что ее колошматить, если еще ко всему у нее был очень веселый, неунывающий нрав. Что бы ни случилось, ей все нипочем! Смеется, и только! Помнится, этой весной мать взяла ее с собой на окот овец, и там Мари завшивела. Когда она вернулась в школу, учитель Мукан-агай остриг ее наголо. Другая девчонка на месте Мари, наверное бы, ревела телкой, а она хоть бы что. Щелкнула себя по круглой голове и захохотала, закричала: «Ура-а! Теперь я мальчик! Я давно хотела стать мальчиком! А то все девочка да девочка. Надоело!» Она и одеваться с тех пор стала по-своему: заправит платье в длинные трусы, и не отличишь от мальчишки.
Вот так и сегодня она была одета. Только странно как-то шла, еле передвигала ногами, словно у нее болел живот. Да и руками она за живот держалась.
— Да что у тебя болит? — спросил я, теряя терпение.
— Ничего не болит. Вот сейчас дойдем до лощины, и я тебе что-то скажу.
Но я на этот раз и бровью не повел, всем видом показал, как мне не нужны ее секреты.
Мы спустились в лощину по узкой тропе. Я шел впереди, Мари семенила за мной, то и дело хватая меня за плечо. От испуга, конечно. Девчонка есть девчонка, как ни ряди ее в штаны. А нас, точно настоящий лес, окружал густой и зеленый тростник. Он был так высок, что скрыл бы с головой и коня, не то что нас с Мари.