Ждет ли оно и теперь? Или, не дождавшись, ушло? Много времени прошло. Да и кому нужна старая дева?
А два года тому назад, как ни старалась, как ни оберегала Ултуган, покинула мир ее мать. Сейчас за ней последовал отец, как бы окончательно развязав дочери руки. Наконец она снова могла заняться собой. Да только зачем ей это? Без родителей, без каждодневных забот жизнь ее стала пуста. Она подумала, что больше никогда не увидит их лица, не услышит голоса, и у нее снова защемило сердце. Она заплакала снова.
«Мама? Папа? Неужели и вправду вы оставили меня одну?»
Долго ли Ултуган так сидела и обливалась слезами, она, наверное, не заметила и сама. О том, что жизнь идет своим чередом, что за стенами ходят, говорят, и что-то делают другие люди, ей напомнил скрип наружных дверей. Кто-то, топая, вошел в дом и остановился в передней комнате.
Подумав, что кто-то пришел выразить ей сочувствие, Ултуган поднялась, вытерла слезы и включила свет. Но вошедший, видно, не решался ее потревожить, оставался в передней комнате. Тогда она сама вышла к нему и при тусклом свете лампы увидела долговязую фигуру, затаившуюся в углу, между дверью и сундуком.
— Кто это? — испуганно вскрикнула Ултуган.
— Ултуган, не бойся, это я… Майдан, — отозвался долговязый умоляющим шепотом.
— Раз ты Майдан, значит, можно пугать людей? Что тебе здесь нужно? — рассердилась Ултуган.
— Ултуган, дорогая, потише… Пожалуйста, помолчи. Пусть она мимо пройдет.
И тут же перед домом послышался голос, сыпавший проклятиями на всех и вся. Это была Сандибала — жена Майдана, прозванная ведьмой за свой склочный характер.
— Будь ты проклят, Майдан! И будь проклята я, если не сделаю из тебя тряпку, о которую вытирают ноги, — говорила Сандибала, приближаясь.
У Майдана от страха округлились глаза. Он готов был согнуть свое долговязое тело в три погибели и залезть под сундук.
— Ултуган, не выдавай меня! Я буду всю жизнь благодарен, только скажи, что меня нет! — взмолился он в крайнем отчаянии.
Наружная дверь резко распахнулась, и в прихожую, как злой вихрь, ворвалась растрепанная Сандибала со скалкой в руке. Еще сама не зная, зачем это делает, Ултуган шагнула к порогу, заслонила комнату собой. Как ни была разгневана Сандибала, она все же помнила, что из этого дома совсем недавно вынесли покойника, и убавила свой пыл, а увидев распухшее от слез лицо Ултуган, и вовсе растерялась, виновато спросила:
— А мой Майдан к тебе не приходил?
— Не приходил, — ответила Ултуган, чуть поколебавшись.
Сандибала потопталась перед Ултуган, пробормотала, обращаясь скорее к самой себе: