Но если бы я двинул силы на юго-восток, закрывая свои поля, пастбища и пути подвоза продовольствия, то отдал бы всю инициативу Глууму. Нельзя вечно стоять в обороне – боец, который только защищается, рано или поздно пропустит роковой удар и проиграет. Уведи я войско на юго-восток, Орда могла бы уже без опаски рвануть к Черному замку или к побережью. Вернуться и перехватить степную конницу я со своим по большей части пешим войском не успевал. Да и северные орки не станут бесконечно долго сидеть в обороне, в этом мои зеленокожие союзники ничем не отличаются от своих южных родичей. Орк рожден для яростного, но короткого боя, терпение их расу никогда не отличало.
В итоге у меня не оставалось выбора. Я должен был не ждать нападения Глуума, а нападать первым. Навязав Глууму бой тогда и там, где это будет выгодно мне. Конечно, Орда может уклониться от невыгодного ей сражения. Но я не собирался со своей пехотой в сопровождении большого количества возов гоняться по бескрайней степи за орочьей конницей. Уже сам наш поход в Великую Степь становился вызовом для Повелителя Орды. Я решил не останавливаться на границе, а двигаться в направлении Шааган-Уул, Белых гор. Именно там лежали земли и пастбища, принадлежащие роду Глуума, именно там располагалась его основная зимняя ставка. Приход чужаков в эти земли был равносилен звонкой пощечине Повелителю Великой Степи. Куда бы Глуум ни собирался двинуть Орду изначально, теперь он вынужден будет пойти мне навстречу. Откажется – потеряет лицо. Потеряет лицо – умрет от рук своих же соратников.
Сейчас наше войско двигалось почти той же дорогой, по которой я совсем недавно возвращался после гибели Урр. Во время осады, что учинили мои нынешние союзники, мне было некогда терзать себя лишними воспоминаниями. А вот теперь, когда все приказы были отданы и оставалось лишь шагать навстречу решающему сражению, перед моим взором все чаще и чаще вставал образ отважной степнячки. Урр возникала у меня перед глазами целой и невредимой – такая же веселая и живая. Я вспоминал ее озорную и чуть лукавую улыбку, а в ушах у меня до сих пор звучал ее негромкий, но такой заразительный смех. Орчанка смеялась, а мне словно сжимали сердце жесткими тролльими лапами. Не уберег я тебя, Урр, не увез на Север, как обещал. И не защитил, когда это было нужнее всего. Прости меня, если сможешь, а вот я не могу себя простить. Да, Урр не первая из тех, кого я полюбил в своей долгой жизни. Были и другие, тоже до сих пор жившие в моей памяти. Время беспощадно, и я пережил их всех. Но от этого мне было еще больнее. Смертные, не завидуйте нам, бессмертным, наша боль может длиться веками! Я помнил, что на меня сейчас глядит войско, и старался не подавать виду, как мне порой тяжело. Мои ближайшие соратники все же заметили мое мрачное настроение, но приписали его тяжким раздумьям о предстоящей битве. И по-своему попытались помочь, каждую ночь устраивая пирушки и стараясь развеселить меня и отвлечь от ненужных, по их мнению, дум. Я не сразу понял, отчего у нас каждую ночь такое веселье, а когда сообразил, строго запретил пиры и винопитие. Выступив в поход, мы сделали первый ход в этой войне. В войне, которую надо было выиграть. И лучшего подарка Орде, чем полный лагерь пьяных, ничего не соображающих героев, с утра дружно мающихся от похмелья, было бы трудно придумать. Я не сомневался, что Глууму быстро станет известно о нашем выступлении в поход. И он вполне мог бросить пару-тройку конных отрядов, чтобы потрепать нас до подхода основных своих сил. А как внезапно умели налетать на врага всадники Орды, мне было хорошо известно. Мы вполне могли похмелиться собственной кровью. Так что с гулянками удалось покончить довольно быстро, хотя и не без ворчания многих моих бойцов.