Чуть позже до меня дошло, что единственный, кто здесь тормозит, так это я. Достаточно просто выставить наблюдателя на холме, и он даст отмашку при виде нужной цели. Поэтому, отдав распоряжения, разместил батальон в засаде. В принципе, намечается все то же самое, что и с «дроздами», только противник будет упакован в вагоны. То есть сопротивляться они начнут несколько позже. И в этот раз мы особо упираться не станем. Вот как «максимы» отстреляют по ленте, так и начнем сваливать. То есть эшелон остановился (или ушел под откос), после чего огневой налет на четыре-пять минут, а затем ноги в руки. Но жизнь, как обычно, внесла свои коррективы.
Паровоз шел довольно ходко. Немцы были аккуратистами, поэтому спереди была прицеплена платформа, в которой из мешков с песком и шпал было сделано два пулеметных гнезда. Разумеется, не пустые. За паровозом следовали две платформы с четырьмя пушками. Затем две теплушки с закрытыми дверями и три теплушки с людьми. То, что с людьми, было понятно из-за того, что дверные проемы в них были открыты (днем сейчас не просто тепло, а даже жарковато), и мне были видны высовывающиеся головы любопытствующих интуристов. Далее шел пассажирский вагон. Наверное, для господ офицеров. Почему почти в конце? Все просто – это в нашем времени считается, что в конце состава ехать не очень, из-за болтанки. А сейчас наоборот – чем дальше от паровозного выхлопа, тем комфортнее. Ну и завершала все еще одна платформа со шпало-мешочным недодотом.
А бодро дымящий состав тем временем приближался, и буквально через несколько минут я увидел то, что до этого наблюдал лишь в хрониках. Наехав на клин, пулеметная платформа нырнула мимо моста в овраг, даже без особого лязга. Зато паровоз компенсировал все недостающие звуковые эффекты. Его повело в сторону, и он, наполовину свешиваясь, в какую-то секунду проскочил почти до середины моста и тоже кувыркнулся вниз со скрежетом и огромным облаком пара, поднявшегося с места падения. Одна платформа с пушками последовала за ним. Вторая просто соскочила с рельсов. Ее развернуло поперек, и она встала, зацепившись за опору, опасно кренясь. Пушки с нее сорвало, и летели они чуть ли не до противоположного склона оврага. При этом одно из орудий воткнулось своим кургузым стволом в землю так, что аж колеса с него отскочили. Сюрреалистичное зрелище.
Но нам было не до разглядываний. Над всей этой катавасией раздалась резкая трель свиста (это я постарался), и батальон заработал из всех стволов по оставшимся стоять вагонам. От тех летели щепа и искры (когда пули попадали в металлические части). Потом до меня дошло, что странные звуки, раздающиеся из закрытых теплушек, это визгливое ржание испуганных и раненых лошадей. Но менять что-либо уже не представлялось возможным. Тут хоть заорись – никто не услышат, так как грохот от пальбы стоял – мама не горюй!