К моему, скажем, лёгкому сожалению, пообщаться с племянниками не удалось. Похороны, — мероприятие достаточно запротоколированное и времени на посторонние разговоры отведено мало. Да и в день, когда хоронят твоего отца, не думаю, что в голове найдётся свободное место для каких-нибудь мыслей, кроме печальных. В итоге, общение с племянниками было перенесено на будущее. Как, впрочем, и разговор с их старшими.
Проводить самчона в последний путь пришло, на мой взгляд, не так уж и много людей. Мне казалось, — их должно было быть больше, учитывая его связи. Возможно здесь виновата особенность «бизнеса» почившего. Кто-то из его знакомых «чалится» по тюрьмам, кто-то не захотел афишировать связь с «засвеченным» контрабандистом. Кстати, велись съёмки похорон. То ли услуга, предоставляемая похоронной компанией, то ли агенты контрразведки снимали. Короче, у тех, кто не пришёл на «последнее прости», — вполне могли быть для этого веские причины.
Долго думал, — говорить или не говорить о своём последнем разговоре с покойным? Была идея на поминках встать, произнести речь, в которой пообещать выполнить данное дяде слово. Но, посмотрев на скорбные лица его близких, решил не выделываться, сидеть, молчать и кланяться. Во-первых, до сих пор непонятно, — знает ли о нашем разговоре его семья? Во-вторых, — у меня самого сейчас дела идут не лучшим образом. Вылезешь — сочтут за клоуна. А мне ещё отношения с его родственниками выстраивать.
В итоге — мама говорила вместо нас с СунОк, и это было правильно по местным понятиям. Когда настал момент последнего прощания, — онни плакала, сказала — «никогда не забудет». Я постоял у гроба молча, размышляя о том, как хоронили меня на той Земле.
В общем, — что сказать? Похороны есть похороны. Ничего хорошего.
Время действия: шестое декабря
Место действия: Сеул
— В смысле — «выгоняют из дома»? — удивлённо переспрашиваю я в телефон.
Звонит онни. Полным паникой голосом сообщила — «нас выгоняют из дома»! Значит, — вчера только самчона похоронили, а сегодня его мать принялась воплощать свою давнюю мечту? Торопится, боясь не дожить до её осуществления? Нифига, сказал я себе, фортель!
— Это кто нас, бабка, что ли, — выгоняет? — уточняю я.
— Нет, их тоже выселяют. — сообщает СунОк ещё одну ошеломляющую новость. — У дяди были долги и за ними пришли кредиторы…
«Долги»?! Аджж-жжж!!
— И сколько там? — задаю я вопрос голосом, ослабевшим от внезапно возникшего предчувствия. — Какую сумму был должен дядя?
— ЧинЧжу сказала, — один миллиард двести миллионов вон. А у неё таких денег нет…