Ему на ладонь посыпались крупные и очень тяжелые золотые монеты – круглые, квадратные, многоугольные… Некоторые украшались арабской вязью, на других был виден христианский крест, третьи несли на себе рубленые изображения сидящих на троне людей или имен монархов. Перед Казаковым оказались пять семипудовых сундучин, доверху набитых золотом.
– Вот это я понимаю – наличность, – по-русски пробормотал оруженосец сэра Мишеля, а ныне и верный слуга королевы Элеоноры Аквитанской. – Почти полтонны золота! Мечта любого кладоискателя…
– Что вы сказали? – заинтересовалась Беренгария, тоже рассматривавшая монеты. – Впрочем, неважно. Какая интересная чеканка, наверное, арабская, жаль, я не знаю язык… Ничего себе! Марка Карла Великого! Стертая совсем, но выбитые буквы сохранились. А вот совсем новая монета Филиппа-Августа… Правильно говорят о тамплиерах – в их руках все богатства мира, точнее, та часть, что досталась Европе.
– Давайте-ка положим все на место, – ответил на это Казаков, пересыпая деньги обратно в мешочек и возвращая его в гостеприимное лоно сундука. – Иначе Элеонора рассердится. Хотелось бы знать, к чему королеве столько золота?
– Я догадываюсь, – ответила Беренгария. – Для Ричарда. Элеонора Пуату влезла в долги к Ордену Храма или заключила с тамплиерами какую-то сделку. Думаю, вскоре мы все узнаем. Запирайте сундук, шевалье.
* * *
Их величество король Франции Филипп-Август Капетинг изволили трапезничать.
Свитские из тех, что постарше и которые помнили старого короля Людовика VII, в один голос утверждали: характером Филипп похож на батюшку, а вот обликом – отнюдь. Людовик был высок, тощ, носил темные, похожие на монашеские одеяния, и его куда чаще можно было встретить в церкви, нежели на королевском совете. Набожность Луи VII частенько переходила в ханжество, ибо известно, что неумеренность в радении оборачивается грехом и неразумностью в жертвованиях. Питался король самой простой пищей, тратил на содержание двора сущие гроши, а к старости, позабыв о том, что он не один на этом свете, начал требовать от дворян оставить светские развлечения, покаяться и вести жизнь сугубо аскетическую. Неудивительно, что Элеонора Пуату около сорока лет назад сбежала от Людовика к блистательному Генриху Английскому.
Филипп-Август тоже не любил охоту, турниры и прочие дворянские забавы, однако не запрещал остальным радоваться жизни. По примеру старинных королей, которым всегда давали прозвища, к нынешнему монарху помаленьку прилепилось наименование «Тихий». Однако этот тихоня, получив трон в 1180 году, ухитрился полностью разгромить коалицию самых знатных сеньоров, противостоявших самодержавной власти Капетингов – Бургундия более тяготела к Священной Римской империи и даже некоторое время была в ее составе, вечно бунтовала огромная и беспокойная Фландрия, графы Намюр, Блуа и Шампань подумывали о том, что им вполне можно обойтись без всякого сюзерена, в Нормандии и Аквитании шла война между Старым Гарри и его сыновьями… Словом, Филиппу досталось весьма разобщенное и вечно готовое к мятежу королевство.