И начали мы с Наташкой топориками тюкать. Получалось это у нас, сказать по правде, намного хуже, чем у таежниц. Балконные жители мы с ней, судя по всему.
Потом на свежих штробах сплел новые петли из остатков детонирующего шнура.
Прикрепил к петлям взрыватели.
Отвел от взрывателей электропровода в новый коллектор. Первый незнамо куда взрывом забросило. А жаль. Этот пропадет так же.
Соединил коллектор с электропроводным шнуром на катушке.
Попутно объяснял Синевич, что и зачем я делаю.
– Ты меня готовишь эшелоны под откос пускать? – лукаво спросила Наташа, когда я попросил ее повторить за мной, что сказал и сделал.
– Надеюсь, что у тебя генетическая память на диверсии крепкая, – усмехнулся я.
Наташка засмеялась:
– У любого белоруса на это есть генетическая память. Но тут вроде фашистов нет.
– Фашистов, может, и нет, но вот враги нам – точно есть. И не лучше фашистов, как выясняется.
– Мы их взрывать будем?
– Если придется, то и взрывать будем. Проклятый тут мир, опасный для человека, от человеков в первую же очередь. А вдобавок еще зверушки хипповые в ассортименте, с антисоциальным поведением, что характерно. Слава богу, хоть здесь нет таких ужасных чудовищ, как у моря. Это же надо было природе так извернуться, чтобы замастырить копытного хищника.
– Это ты про гиену?
– А то про кого же?
– Ну… мало ли… всех мы не видели, – сказала Наташа и встала во весь рост.
– Умеешь ты обрадовать, – усмехнулся я последней ее фразе.
На этом наша беседа и кончилась. Адская машинка была в сборе. Делать нам тут больше было нечего.
– Наташ, тебе не говорили, что ты красивая баба? – повернулся к ней, не вставая с корточек.
Наташа тут же присела рядом, также на корточки.
Посмотрела прямо в глаза.
– Много говорили. Но ты в первый раз.
Гляжу, а глаза ее сияют; и тут уже она спросила уже меня:
– Нравлюсь?
– Нравишься, – искренне ответил я.
– Тогда – женись, – смеется.
– Может, и женюсь, дай до Одессы доехать, – и подмигнул ей правым глазом.
– Зачем ждать до Одессы? – Наташа стала ковать железо, пока горячо.
– Тут попа нет православного. А в Одессе должен быть. Я так думаю, – выдал ей свою отмазку.
Глаза у Синевич слегка замутились. Счастливая улыбка не покидала губ. Любят бабы, когда их замуж зовут. Даже если потом они отказывают.
Тут я некстати вспомнил одну знакомую по староземельной Москве, врачиху-иглоукалывателя. Муж у нее был хороший, двое детей. Любила она их, но гуляла по-черному. И от каждого любовника обязательно требовала, чтобы он на ней женился. И если любовник не проявлял такого рвения, то жаловалась на него подругам: «Ну почему он не хочет на мне жениться?» И как муж этот любовник ей был не нужен вовсе, но вот обязан он был ХОТЕТЬ на ней жениться. Иначе ей было не в кайф.