Фу-у-у… Вот это спич. Охренеть, не встать.
– И вас, падре, тоже прошу к столу, – повернулся я к недоумевающему священнику, – на почетное место. Около жениха.
И тут же, спрыгнув с эстрады, ужом протиснувшись сквозь толпу, побежал разыскивать Дюлекан.
Какой-то местный дебил поставил в радиоточке запись шотландского оркестра волынщиков, и под эти нудные визгливые звуки все пошли пробираться в ресторан к накрытым столам. Музон, мля, только под нынешнее Дюлино настроение. Как по заказу. Только душу рвать…
Пока я нашел Дюлекан, весь взопрел. Все же жаркий сегодня вечерок.
Так и бегал по всему мотелю, раздираемый противоречивыми переживаниями. Успел то порадоваться, что в отряде сохранился классный снайпер, то побеспокоиться за ее душевное состояние. В таких случаях у баб, бывает, крышу сносит. И что выкинут в следующую минуту – они и сами не знают. Как бы руки на себя не наложила.
Вот я и беспокоился.
За снайпера.
Какая из Дюлекан баба – я не знаю.
В дальнем углу стоянки автомобилей перед мотелем нашлась наша таежница, скрытая большим «Ниссан-патрол»[84]. Она в подвенечном платье сидела на грязной подножке кабины «Унимога»[85] братьев-буров и ревела навзрыд белухой, периодически поскуливая.
Заглянув в проход между машинами, нашел там же и самих братьев ван Ритмееров, сидящих около нее прямо на гравии. Они, скорее всего, в очередной раз разливали по оловянным стопарикам виски. В бутылке уже солидно убыло. Больше на дастархане ничего не было.
– Дула, – говорил по-английски короткими фразами для лучшего понимания один из братьев, протягивая ей стаканчик, – выпей. Отпустит. Верное средство.
Дюлекан взяла посуду и молча замахнула вискарь залпом, как за ухо. Отдала стакан и снова, все так же молча, принялась плакать, размазывая кулачком по щеке тушь. Я еще удивился: зачем ей, с ее угольно-черными ресницами, их еще тушью мазать? Пойми этих женщин!
Увидев меня, другой брат призывно махнул рукой:
– Джордж, садись с нами. Выпьем бурбона[86] за то, что Дуле крупно повезло. Ты представляешь, как ей было бы худо жить с таким ушлепком?
У меня с души большой камень свалился. Алконавты-психотерапевты милые мои, как вы вовремя тут нарисовались! Везет мне здесь на хороших людей.
Но сказал другое:
– А вы что не за столом? Вас же тоже приглашали.
– Мы тут из классовой солидарности. Охотники – все братья из одной гильдии и должны друг друга поддерживать и утешать, если это требуется. – Для убедительности Ханс ударил себя кулаком в область сердца, тут же ткнул указательным пальцем в небо, и гордо добавил: – Вот.