— Зачем? — в таком же строгом тоне снова задал вопрос перебинтованный.
Меня охватило смятение. С одной стороны, рассказать правду я не могла, с другой — он сразу же разберёт ложь. Мастер Аарон не раз говорил, что в инквизиции дураков не держат. Я сделала то единственное, что мне оставалось — расплакалась. Мне это было нужно, я до сих пор не могла поверить, что учителя нет в живых, слёзы помогали принять этот факт, а заодно и убедить незваного гостя в искренности.
— Не говорите отцу… Мы так бедны… — сквозь всхлипы лепетала я. — Сестрёнкам на одежку… На сладости.
И он поверил. По крайней мере, сделал вид.
— Успокойся, — Инквизитор зачем-то присел на корточки, его глаза оказались на уровне моей груди, скрытой лишь полинялой, тонкой блузкой грязно-оранжевого цвета. — Обещаю, ничего не скажу. За сколько ты хотела её продать?
Ответа он не дождался, истерика душила меня, хотелось остановиться, но не представлялось возможным: будто кто-то открыл невидимый кран с неиссякаемым резервуаром слёз.
— Ну, Рийзе, хватит, — мягко попытался остановить меня гость. — Я даю за неё двадцать пять империалов, вряд ли кто-то оценит это дороже.
Три монеты номиналом в десять и пять империалов красовались у инквизитора на ладони. В тот же момент я почувствовала, что книга начала обжигать мне руки: она грелась слишком быстро, и я быстро отдала её инквизитору. Тот, едва почувствовав ненормальную реакцию, сорвал с себя плащ и завернул фолиант, а мне подмигнул и, отдав монеты, растворился во тьме.
Очень странно. Очень. Но двадцать пять империалов по меркам нашей деревни — неплохие деньги. Главное, не светить ими и припрятать подальше от любопытствующих. А сестрёнкам и вправду лучше купить красивой одёжки.
В маленькой, забытой богами деревне народ выживал, как мог. Нашу семью кормили огород и полумёртвая корова. Мы с сестрами молока, а уж тем паче сливочного масла и сметаны не видели: мать, сдаивала крохи и продавала парное молочко старикам. По три медяшки за литр. На эти средства в семью покупался хлеб, дешёвое растительное масло, изредка — мясо. Так было в лучшие дни.
Больше всех денег тратил отец, который когда-то работал лесорубом в артели, сейчас же окончательно озлобившийся и спившийся «хозяин». Он постоянно был раздражителен и гневлив, и зачастую ярость свою самозабвенно топил в дешёвом вине. Хуже всего в этой ситуации было то, что к спиртному понемногу пристрастилась и мать. Отец вечно корил её за то, что она нарожала «бракованный материал», нас, девчонок. Папа же мечтал о наследнике. Хотя, какой там наследник, с нашим положением у отца могли быть только обычные дети, каковыми мы с сёстрами и являлись.