«Вы же знаете, в каких условиях мы находимся, – сказала Мария. – Нам вряд ли удастся нормально расследовать это дело».
Если того, кто убил Тильду, не найдут, все и дальше будут считать меня убийцей. В таком случае, я никогда больше не встречусь с нашими друзьями.
– Ты можешь поговорить с Амандой? – спрашиваю я. – Убедить ее в моей невиновности?
– Я пытался. Но я попробую снова.
Мы сидим молча в темноте. Его рука неподвижно лежит на моем колене.
– Мы с Амандой расстались.
– Что?
Пусть мне стыдно признаться в этом, меня даже обрадовало его сообщение. Теперь у Юханнеса будет больше времени для меня. А он нужен мне больше, чем когда-либо.
– Что произошло? – интересуюсь я.
Юханнес колеблется.
– Я посчитал непорядочным по отношению к ней продолжать в том же духе. Я полюбил другого человека. – Он откашливается. – И уже довольно давно.
Мои глаза начинают привыкать к темноте. Я вижу, что он таращится на потолок, словно ищет там подсказку о том, как ему продолжить.
– Это кто-то из наших общих знакомых? – спрашиваю я. – Не Элин случайно?
Он смеется:
– Нет, не Элин.
Юханнес меняет положение тела, но его рука по-прежнему остается на моем колене. Пальцы начинают мягко барабанить по одеялу.
– Мне надо кое-что рассказать тебе, – говорит он.
Судя по тону, у него неприятные новости. А подобное сейчас для меня чересчур.
Но я не произношу этого вслух. Просто жду.
– Я уеду из города завтра, – говорит Юханнес. – Буду жить в одной коммуне в Стокгольме.
Я сижу совершенно неподвижно, пока до меня доходит смысл сказанного. Потом долго не могу прийти в себя от услышанного.
– Чем ты собираешься заниматься там? – спрашиваю я, когда мне наконец удается взять себя в руки.
– Мне надо проверить кое-что, пока еще не стало слишком поздно.
– А именно?
– Извини. Я знаю, что это не вовремя, но я должен.
– Почему?
Его глаза блестят к темноте, когда он поворачивается ко мне снова.
– Симон, – говорит он. – Неужели ты действительно не понимаешь?
Я открываю рот, собираясь ответить «нет». Но закрываю его снова. Все становится на свои места.
Наш поцелуй, когда мы в последний раз играли в льдинку. Ощущение, словно он хотел сказать что-то. Разрыв с Амандой. Его тон секунду назад.
Да. Я понимаю.
Я ничего не говорю. Все, что мне хочется сказать, слишком эгоистично.
Не уезжай. Останься здесь ради меня.
– Ты вернешься? – спрашиваю я вместо этого.
– Я не знаю. Вряд ли.
– Что говорят твои родители? Твои братья?
– Они еще ничего не знают. Я написал им письмо.
В темноте мне не составляет труда взять его за руку. Она гораздо крупнее тех, которые я привык держать в своей. Мам, Эммы, Тильды.