— Но раньше тебя это не беспокоило, — заметил он. Не в бровь, а в глаз, так сказать.
А все потому, что предыдущей хозяйке тела, действительно, было на всё и всех все равно, наглая, высокомерная стерва- в эти слова можно было вложить весь портрет принцессы. Я, конечно, тоже не гвоздика, но и до тех высот каких достигла она, унижая и дрессируя свою прислугу, мне тоже далеко. Вообще, узнав побольше о своей предыдущей владелице тела, я поняла одно, странно, что ее не грохнули раньше, все же дожить почти до семидесяти семи лет это надо было постараться. К слову, окружила она себя такими же высокомерными ушастыми задницами, пообщавшись с которыми я поняла, что просто еще час и я лишу свое королевство завидных, как сами они себя позиционируют, наследников родов и важных аристократов.
Поэтому не нашла ничего лучше, как попросить родителей переехать в загородное поместье на неопределенный срок, который мне необходим, чтобы физически, эмоционально и духовно восстановиться. От такой несвойственной мне формы просьбы родители опешили, и не смогли отказать.
Природа, зелень, чистый воздух, что еще нужно для счастья эльфы.
Да и моего отравителя явно здесь не будет, которого, к слову, так и не нашли.
Вот и познаю понемногу этот мир, в перерывах начала изучать эфирные вещества этого мира, и воскрешать свои знания парфюмера. Все же праздное времяпрепровождение, которое было присуще принцессе, мне категорически не нравилось. Да и, как оказалось, главным ее увлечением были слухи и интриги.
Только вот брат зачистил со своими визитами, что очень удивительно потому как они с Ангелисинаэль совершенно не ладили, тому виной разные матери, и невозможность Ангелисинаэль из-за обиды впустить в свой мир мачеху, которая я просто уверена была бы замечательной не только матерью, но и подругой. Вследствие невозможности отпустить обиды и взглянуть на все по-новому, Ангелисинаэль закрылась и озлобилась, из-за чего приобрела гадский и стервозный характер.
— То было раньше…Я переосмыслила свою жизнь, — пожала плечами я и снова повернулась к стеллажу с книгами, а потому не заметила, как брат подошел к моему столу, который я здесь заняла и начал просматривать мои записи, которые я делала о политической обстановке в Альмерии. Если раньше мои аппетиты были ограничены нежеланием Доминира рассказывать мне о его мире, то сейчас меня никто не ограничивает в этом.
— На каком языке ты пишешь?
Вот, гном (выругалась я), совсем позабыла, что Ксантаналиэль может быть слишком навязчив и любопытен.
— Эм, на древнегномьем? — неуверенно спросила я, пусть сам додумает, как он обычно это делал. Не скажу же я, что делаю заметки на великом и могучем русском языке и что пусть я и умею читать, но письмо мне дается с трудом.