Все замерли, как в последнем акте «Ревизора», замерли и прислушались. Ничего не было слышно, звонок словно канул в бездну, и лейтенант нажал еще раз.
– Может, не работает? – предположил тот, что разговаривал с Парамоновыми.
– Откуда я знаю!
И опять нажал.
В этот момент широко распахнулась дверь, которая на памяти Олимпиады лет восемь не открывалась, и на пороге предстал человек.
Это было так неожиданно и так странно, что всех качнуло назад, к открытой двери Олимпиадиной квартиры, на пороге которой лежал труп, прикрытый черной клеенкой.
– Вы ко мне? – весело удивился человек напротив. – Прошу заходить.
– Вы… кто? – пробормотала совершенно уничтоженная Олимпиада Владимировна. – Откуда вы взялись?
Тут она замолчала, потому что вдруг сообразила, что сейчас начнет, как Парамонова, кричать, что она его не знает и никогда не видела, и надо бы проверить у него регистрацию, и как вы можете мне не верить, товарищ военный!
– Старший лейтенант Крюков, – пробормотал милицейский и заглянул открывшему за спину. – Документики ваши, пожалуйста.
Странное дело, но человек не стал ничего спрашивать и выяснять, он чуть-чуть отступил в глубь своей квартиры – Парамоновы вытянули шеи, – покопался возле вешалки и подал книжечку зеленого цвета.
Старший лейтенант открыл и цепко глянул сначала в нее, а потом в лицо подавшего.
«Дипломатический паспорт», – подумала Олимпиада Владимировна.
«Зеленый какой-то, небось регистрации нету!» – подумала Люсинда Окорокова.
«Мусульманин! – подумали Парамоновы хором. – Террорист и бандит, господи прости, принесло его на нашу голову, как бы чего не вышло!»
«Е-мое», – подумал старший лейтенант.
– Добровольский Павел Петрович?
– Истинно так, – по-старинному ответил человек и по-старинному же поклонился.
Почему-то и в ответе, и в поклоне Олимпиаде Владимировне почудилась насмешка, хотя человек был очень серьезен, насуплен даже, и не думал улыбаться.
– Вы… давно здесь проживаете?
– Да как вам сказать… Неделю примерно. Но я не живу здесь постоянно.
– А где вы постоянно проживаете?
Человек пожал плечами и сказал словно нехотя:
– В Женеве.
Тут на лестнице, в теплом и дружеском соседско-милицейском кругу, произошло некоторое смятение чувств, а также разброд и шатания.
«Так я и знала», – подумала Олимпиада Владимировна.
«Во врет-то!» – подумала Люсинда.
«Точно террорист!» – решили Парамоновы беззвучным хором.
«Твою мать», – подумал старший лейтенант.
– Так зарегистрироваться бы надо, господин хороший… – неприятным голосом сказал он и так и сяк повертел документ, – Добровольский Павел Петрович! А то вот… общественность сигнализирует.