Длинное, 54-строчное стихотворение Огарева кончается шестистишием, обращенным к другому поэту:
И ты, поэт с прекрасною душой,
С душою светлою, как луч денницы,
Был тут, — и я на ваш союз святой,
Далеко от людей докучливой станицы,
Смотрел, не знал, что делалось со мной, —
И вот слеза пробилась на ресницы.
Поэт Николай Огарев — поэту Александру Одоевскому. Более десяти лет назад Саше Одоевскому посвятил трагические стихи Грибоедов («Я дружбу пел…»); год спустя явится на свет лермонтовское «Памяти А. И. О-го».
Огарев и эти стихи не напечатает при жизни (увидят свет лишь в 1902 г.); но не раз еще захочет помянуть поэта-декабриста.
Многое, однако, должно было случиться прежде, чем ему удастся это сделать…
Еще 20 лет
В то лето, когда Одоевский погиб на черноморском берегу, в ту зиму, когда Лермонтов сочинил и напечатал свое стихотворное воспоминание, — в 1839-м Огарев после длительного перерыва снова оказывается в Москве, видится с Герценом, Кетчером, Сатиным, Грановским…
Сложнейшие разговоры, споры — о социализме, христианстве, Гегеле, европейском влиянии; затем мучительные поиски истины, «выстрадывание» ее диспутами, статьями, стихами, социальными экспериментами. Сложно, противоречиво, но неуклонно Огарев все теснее связывает себя с идеями демократии, социализма, материализма; он как будто довольно быстро удаляется от того странного состояния, от того восторженного религиозно-нравственного отречения, что явилось на Кавказе летом 1838 г.
В начале 1847-го навсегда покидает Россию Герцен; среди увезенных с родины бумаг — листок, на котором рукою жены Герцена, Натальи Александровны, переписано лермонтовское «Памяти А. И. Одоевского» (ныне [ЛБ, ф. 69. IX. 278]).
Огарев же попадает в новую ссылку и только после тяжелых испытаний, весной 1856 г., соединяется с Герценом в Лондоне.
Отныне два друга, писателя, деятеля — во главе Вольной русской типографии.
Осень 1860-го, 22-й год, как затерялась могила Одоевского; скоро 20 лет, как нет Лермонтова. Явились уж те самые сыновья, от которых Лермонтов ожидал «строгости судьи и гражданина». И верно угадал, что его дети (или декабристско-пушкинские внуки) будут снова молоды.
Осень 1860-го. Всего несколько месяцев осталось до освобождения крестьян; каждые две недели, а порою и через неделю выходит восьмистраничный «Колокол», а также сборники «Голоса из России» и «Под суд!», быстро отзывающиеся на актуальнейшие общественные, политические явления. Однако давно уже было замечено, что, чем напряженнее, острее была повседневность, чем активнее откликались на нее Герцен и Огарев, тем больше они старались издать материалов и о прошлом. Разбор последних крестьянских проектов, секретные документы из царских и губернских канцелярий Александра II постоянно соседствовали с воспоминаниями и документами о декабристах, Радищеве, Фонвизине, общественной борьбе 1830–1840-х годов.