Наташа успела догнать Гошу прямо у входа в его комнату, но тот хлопнул дверью перед её носом и закрылся на замок.
Следующие несколько дней он не выходил. Люда стучала было, пытаясь проявить хотя бы формальную заботу о пасынке, но от всех её попыток выкурить Гошу из комнаты веяло такой фальшью, что на неё не купилась бы даже Наташа. Отцу было всё равно. Он появлялся дома чуть ли не за полночь, а уходил раньше, чем дети обычно просыпались в школу. Вряд ли папа вообще заметил, что с сыном творится неладное.
— А как же ваша мама? — не выдержала Оля. История Наташи становилась всё более неприятной с каждым новым словом. Вечно занятой отец, равнодушная мачеха, полное отчуждение… Неудивительно, что дети в семье Фроловых росли странноватыми. Озлобленность Гоши, равнодушие его сестры по отношению к опаснейшим тварям — всё становилось ясным. В такой ситуации любой бы отбился от рук. Ничего удивительного. Но…
— А что мама? — непонимающе переспросила девочка. — Мама ушла.
— Как будто это что-то меняет! — воскликнула Оля. — Вы же могли её найти! Могли послать отца и уехать к ней, раз уж дома было так плохо. Или хотя бы разговаривать по телефону, советоваться там или…
Наташа снова вздохнула, став похожей на взрослую.
— А папа нам её нового телефона не дал, — погрустнела она. — Мы пытались её найти, но она как будто пропала. Даже в интернете ничего. В соцсетях. И когда мы спрашивали, он не отвечал. Так что… я даже не знаю, жива ли она. Папа говорил, что жива, но я не знаю, можно ли ему верить.
— Ужас какой, — протянула Оля. Ей было невыносимо это осознавать, но рассказ девочки будил внутри сочувствие к Фролову, непрошеное, жестокое. Уходила ненависть, сменяясь стыдом и растерянностью.
А с ними приходило сожаление. Впервые за эти дни она подумала: что, если они с Женькой были неправы?
Что, если Фролов вовсе не был монстром — и ему можно было помочь?
— Мне тоже жаль, что мы не смогли найти маму, — протянула Наташа. — Наверное, она бы смогла отговорить его. Но её не было рядом. И случилось… плохое.
Наташе Гоша тоже не открывал. Иногда она слышала из-за закрытых створок то ли стоны, то ли всхлипы, и ей ужасно хотелось оказаться там, внутри, хоть как-то помочь брату с происходившим. А происходило, судя по звукам, что-то ужасное.
В эти дни ей впервые за недолгую жизнь стало по-настоящему страшно. Не за себя: за брата.
До сих пор Наташа полагала, что бояться совершенно не умеет. Теперь — с изумлением прислушивалась к собственным ночным рыданиям, что смешивались со стонами брата за стеной, и чувствовала, как обмирает сердце.