Что-то с силой ударило её в лоб — жёстко, холодно. Точно осколками в кожу вонзилось. Даже мысли на миг угасли, и в голове воцарилась морозная пустота. Глаза залепило белым, колючим, мокрым на ощупь. Не проморгаться, не посмотреть вокруг.
Варежкой по лицу проводить всё-таки пришлось.
Когда Оля смогла разлепить глаза, на ресницах плясали снежинки, а сама она сидела по пояс в снегу в том самом сугробе, над которым недавно склонялась. Щёки, мокрые из-за талого снега, уже начинало адски щипать: здешний мороз быстро схватывал воду.
— Ауч, — произнесла она и посмотрела вверх. Женька был уже тут как тут, в полушаге, протягивал ей руку и смотрел сверху вниз с непонятным выражением лица — то ли тревога, то ли веселье.
— П-прости, — он пытался не смеяться, и у него почти получалось, — не… кхм… не рассчитал немного. Я по шапке хотел вообще-то, по лицу — это уже перебор, некрасиво получилось как-то. Ты в порядке?
И он ещё спрашивает?!
— Это что… снежок был? — едва ли не взвыла она, уже готовая вскочить и в свою очередь окунуть Женьку головой в сугроб. — Хрена себе у тебя сила удара! Ты тут чем занимаешься вообще?
— Ничем таким, о чём тебе стоило бы… эй, прекрати! Что ты…
— С наступающим, — перебила Оля и, набрав полные пригоршни снега, швырнула ему в лицо. — Счастливого, блин, Нового года!
На этот раз лепить ничего не пришлось: снежным хаосом накрыло обоих. Внезапно подувший ветер щедро сыпанул и на Женьку, и на саму Олю, разом превращая их из людей в снежные скульптуры. В волосах, на одежде, на лице — везде застревали надоедливые снежинки, и становилось смешно и отчего-то совсем не страшно. Даже почти не беспокойно.
Если Оля пыталась разрядить обстановку, то у неё, похоже, получилось.
* * *
— Боже, — Женька скинул насквозь промокшее пальто на спинку сиденья и помотал головой, стряхивая с волос капли, — ну ты даёшь! Как тебе это вообще в голову пришло?
— Ты про снежки или про поездку? — поинтересовалась Оля. Она уже успела снять пуховик и теперь безуспешно пыталась высушить всё остальное. Потянулась было привычным движением к волосам, чтобы отжать воду с косы, но вовремя вспомнила, что косы больше нет, и замерла.
— Я про всё сразу, — он улыбался и в целом выглядел таким умиротворённым, что, если бы не странности в его поведении, Оля бы разом отбросила все подозрения. — Ты меня поражаешь просто. Во-первых, я сто лет так не веселился, во-вторых, серьёзно? Снежки? В пятнадцать лет, а не в девять, да ещё на чёртовом Севере?
— Ну… просто… — Оля пожала плечами, чувствуя себя ужасно неловко. Сейчас, когда они сидели на фудкорте единственного в этом маленьком городе задрипанного торгового центра, собственная идея казалась дурацкой и ребяческой. Да и запала хватило ненадолго: минут десять — и они побежали искать место, где можно согреться и просушить вещи.