Кончики пальцев, зажатые между его рукой и столбом, нащупали что-то на Женькиной ладони. Что-то знакомое, что-то болезненное. Она это видела на фудкорте, а он пытался от неё скрыть, чтобы не задавала лишних вопросов…
Голос хрип, на глаза наворачивались истерические слёзы. Тварь подступала всё ближе, но Оля продолжала — громко, почти срываясь на крик:
— Нужно, потому что зачем иначе это всё?! Вся эта борьба, все эти попытки, все эти рассветы и закаты, олимпиадный кружок, мамин дневник и то, как она на прощание желала тебе удачи, и всё остальное, всё, что делает нас счастливыми, понимаешь? Какой бы ужасной эта жизнь ни была, она всё ещё лучше, чем исчезновение, после которого ничего не будет, вообще ничего больше! Только чёрный дым и… монстры…
Она выплюнула залезшую в рот прядь и с силой вонзила ногти в глубокий порез на его правой ладони. Рука дёрнулась и разжалась, отпуская дорожный знак. Освобождая Женьку.
Похоже, она оказалась права. Именно через ранку тварь проникла в его тело, и именно через неё на «эту штуку» можно было воздействовать.
— Поэтому живи, — прошептала Оля. — И я тоже буду жить. Давай быть героями… вместе.
Перехватив его запястье, она бросилась вперёд по улице и потянула Женьку за собой.
* * *
— Наверное… не стоило… так расходиться, — пробормотал он, переводя дух. — Хотя ты была крута. Я бы не додумался про порез на руке.
— Прости, — прошептала Оля. — Я на самом деле… не собиралась. Случайно вышло. И то, и другое. Прости.
Она и впрямь не собиралась. Сейчас, в полутёмном предбаннике Дома культуры, когда всё осталось позади, ей стало мучительно стыдно за недавнюю вспышку. Оля ведь и сама не думала, что говорит, просто выкрикивала вслух слова, копившиеся на душе месяцами.
Не хотелось в этом признаваться, но убедить она пыталась не только его.
Себя тоже.
— Зря извиняешься, — Женька покачал головой. — Ты всё верно сказала. Жить сложно, но нужно, а этот мир — классное место даже с чудовищами. Я вечно об этом забываю, но ты права.
Он легонько ткнул её кулаком в плечо, и Оля несмело улыбнулась в ответ.
Они сидели на скамейке у стены предбанника. Около турникетов дежурил суровый бородатый дядька в форме, в местном обшарпанном Доме культуры смотревшийся неожиданно комично. Дядька то и дело косился на двух запыхавшихся подростков, что засели у стены и негромко о чём-то переговаривались, но замечаний не делал.
Внутрь они пока не заходили: слишком много народа и шума. Последние взбалмошные часы здорово вымотали обоих — хотелось хоть пару минут передохнуть в тишине и покое. Благо от твари пока оторвались. Если и найдёт, то не скоро.