Мама утешала так горячо, что вскоре Ире и самой расхотелось плакать. Уж такими были они все в семье Бобровых - оптимистичными и жизнестойкими, что бы ни случилось. Не прошло и четверти часа, как переживания были забыты, мама и дочка разговаривали, точно ничего не случилось, и, как обычно, вскоре начали спорить.
- Вот возьмем, скажем, твою одежду, - вещала Саша, неодобрительно оглядывая дочь. - Ведь это ужас какой-то! Все какое-то тусклое, мрачное, мешковатое... И застегнута вся наглухо, как синий чулок. Ну что это такое?! В твоем положении надо одеваться совсем иначе. Тут вырез побольше, там разрез пикантный, здесь приталенное, чтоб фигуру подчеркнуть, пока еще есть, слава богу, что подчеркивать. Потом ведь не будет, по себе знаю! В твоем положении...
- А какое это у меня положение? - недоумевала Ира.
- Какое-какое... Интересное.
- В каком смысле? Мам, ты что такое говоришь?
- Ну в смысле - незамужнее, - поправилась Саша. - Ты ведь у меня невеста, девушка на выданье.
- Что-то оно очень затянулось у меня, это положение, - снова вздохнула Ирина.
- Да я вижу... - Александра тоже вздохнула, почти в унисон с дочкой и снова присела на кровать. - Но ничего! - тряхнула она головой. - Все будет хорошо! С этой минуты я беру дело в свои руки!
Внешне мать и дочь были очень похожи - обе среднего роста, плотненькие, сероглазые, с приятной улыбкой и темно-русыми волосами (правда, Александра уже давно красилась, пряча седину). Но характерами они обладали совершенно разными, и это было заметно с самого детства.
Маленькая Саша, или, как называл ее отец, Шурка, относилась к той категории детей, про кого говорят: не ребенок, а веретено. Когда она была совсем крошкой, папа шутил, что его дочь ухитряется одновременно находиться в нескольких местах - только что сидела под вешалкой, вытаскивая шнурки из всех ботинок, - бац! уже у подоконника, подтащила табуретку и высунулась в открытое окно, еле успели подхватить.
Воспитатели в яслях и детском саду, а позже учителя в школе только руками разводили и советовали направить ее энергию в какое-нибудь мирное русло, хотя бы в спорт, что ли... Шурку записывали в спортивные секции, она занималась и легкой атлетикой, и фехтованием, и лыжами, и художественной гимнастикой - но всем очень недолго, максимум по нескольку месяцев. Каждый раз повторялась одна и та же история: сначала девочка увлекалась, с удовольствием ходила на занятия, возвращалась домой счастливая, полная впечатлений, взахлеб рассказывала о занятиях, тренере, новых друзьях, чем вселяла в сердца родителей надежду - ну, слава богу, наконец-то! Может, хоть на этот раз удалось пристроить Шурку к делу! Но проходило несколько недель, Саша начинала скучать, после тренировок в ней уже не наблюдалось прежней восторженности. Потом она принималась выдумывать разные предлоги, чтобы пропустить одно занятие, за ним другое... И в конце концов бросала очередную секцию точно так же, как и предыдущие. Похожая картина была не только со спортом, со всем: танцами, музыкой, рисованием, кружком «Умелые руки». Вроде бы Шуре и нравилось рукоделие, она с удовольствием посещала уроки домоводства, где девочек учили шить и готовить, но она никогда не доводила ничего до конца. Выпрашивала у мамы очередной отрез ситца, клялась-божилась, что в этот раз уже точно сошьет юбку или сарафан, выдумывала интересный фасон, раскраивала, иногда даже сметывала - и охладевала к своей затее. Незаконченные вышивки, недовязанные шарфы и шапки, недошитая одежда валялись по всему дому - до тех пор, пока Валентина Семеновна не находила время доделать работу за дочь.