Господин Вальц не был плохим человеком. Он был добр ко мне и не только ко мне, умен, честен, предан Родине. Меня убивало, что мне приходилось считать его врагом на том лишь основании, что родины у нас с ним разные.
И если уж не в допросе Химика, так, по крайней мере, в поимке убийцы Жанны Гроссо я намерена была ему помочь.
* * *
Рано утром, еще до завтрака, в обществе своего мужа я поделилась с Вальцем соображениями о том, кто убил актрису. Упомянула и мотив, и способ. И снова Вальц порадовал меня, так как доводы счел разумными.
– Жаль, что доказать его вину здесь, на пароходе, не удастся, – упомянул, однако, Вальц. – Придется вернуться в Берлин и дождаться, пока он предъявит права на наследство. А вам, мадам Дюбуа, придется в таком случае выступить в качестве свидетеля, без этого никуда.
Я слабо, неуверенно кивнула, отлично понимая, что этого не будет. Сомневаюсь, что кураторы моего мужа позволят нам вернуться в Берлин под прежними именами, с прежней легендой. И лишь теперь осознала, что убийца вполне может остаться безнаказанным…
Наверное, Жан тоже это понял. И тогда-то, возможно только из желания меня порадовать, вдруг озвучил некий план. Попытку спровоцировать убийцу и заставить его сознаться самому.
А впрочем, я тогда еще не знала, что в этом его плане, прекрасном со всех сторон, моей роли не подразумевалось.
* * *
10 июня, 11 часов 45 минут
Балтика, Финский залив близь порта Гельсингфорс, Российская империя
Около одиннадцати утра пароход наш заметно сбросил скорость, а потом и вовсе встал на якорь: в порту Гельсингфорса имелась небольшая очередь из судов. Причалить пароход должен был в три по полудни, как и планировалось.
Мы плыли теперь совсем рядом с городом, но, к сожалению, мало что удавалось рассмотреть, потому как температура еще ночью понизилась, и над водой стелился туман, плотный настолько, что, стоя на корме парохода, невозможно было рассмотреть в белой дымке даже его нос.
Однако Жан, разыскав меня с детьми прогуливающуюся по палубе, сказал, что туман нам на руку. И велел немедля идти за ним.
Сердце мое гулко забилось: вот он, час «х». К пароходу незамеченной должна была приблизилась шлюпка, о чем Жан договорился, посредством телеграфа, еще в порту Ростока. По сей договоренности в шлюпке ждали лишь меня, мужа и детей – наличия там семьи аптекаря не подразумевалось. Однако, в связи с новыми обстоятельствами, доставить в распоряжение русских Клауса и его родных было даже важнее. По правде сказать, мне и детям теперь вовсе не было нужны покидать пароход – взрывчатки здесь больше нет, и пароход не опасен.