Непросто нам было вместе. Минуты неземного блаженства сменялись пылкими ссорами, а полное единодушие – пропастью столь холодной и бескрайней, что я, порой, не понимала, зачем мы вообще поженились. Мы любили друг друга, действительно любили и поводов для ревности не давали… но для хорошего брака этого оказалось ничтожно мало. В тот поезд я села против его воли. Муж знал уже, куда и для чего едет, понимал все риски и не хотел брать меня с собой. И все же был рад, что я его ослушалась.
Мы целовались в дверях вагона, едва ли не у всех на виду, а ночью… Нет, ничего особенно страстного (в этом плане были у нас ночи и получше), потому что тогда я уже носила под сердцем Софи, и беременность протекала не очень-то гладко. И все же это была одна из самых нежных и незабываемых ночей в моей жизни. Близость, которая простым пылким влюбленным и не снилась.
И, будто в противовес: к обеду следующего дня мы поссорились так, как не ссорились никогда прежде. С сухими, не видящими ничего глазами, я шла тогда по проходу вагона, чтобы сойти на первой же станции и никогда – клянусь, никогда – не возвращаться к этому мужчине. И тогда-то он меня остановил. Тогда-то сказал те слова, поклялся, что не сделает более ничего важного, не примет ни одного веского решения, не посоветовавшись со мной.
Я поверила.
Было это шесть лет назад и, вынуждена признать, слова своего он за эти годы не нарушил.
Не скажу, с того дня пошло у нас все как по маслу, однако недомолвок стало куда меньше, а они, как выяснилось, камнем преткновения и были. Занятно, но когда вместо «я» и «он» есть только одно-единственное «мы», то причин для ссор как будто становится меньше. Так что ссорились мы теперь меж собой, а чаще всего с кем-то.
Сейчас, всматриваясь в прищуренные, с хитрецой, темные глаза лейтенанта Вальца, я размышляла, тот ли это человек, с которым муж захотел бы поссориться. И насколько откровенен с ним был. Думаю, достаточно откровенен. Поскольку Вальц явно умен, не чета Шеферу. Велика вероятность, что он и сам неплохо знает то, о чем спрашивает.
– Да, я верю мужу, – искренне ответила я. И с чуть наигранной печалью добавила: – что мне еще остается?
– Зачем месье Дюбуа поехал в Кронштадт? Это было приказом из Парижа?
На этот раз я улыбнулась не без сарказма:
– Так это все же допрос? Что ж… полагаю, вы знаете, что российский министр иностранных дел уже несколько месяцев ведет переговоры с правительством Сади Карно6?
Вальц, впившись в меня глазами, едва заметно кивнул.
– Союз – если он состоится – удивит всю Европу, господин Вальц, нехорошо удивит. Настолько, что некоторые страны, в частности Британия и Германия, наверняка постараются этому воспрепятствовать. А в начале июня в Париж пришли сведения, что один наш агент, напрямую поставляющий сведения из России во Францию, найдет убитым в Кронштадте. Убит он тихо и без шума, как если бы убийцы были профессионалами. Русские службы, разумеется, немедленно начали расследование… а мой муж отправился в Кронштадт, чтобы выяснить, что именно им стало известно, и стоит ли Парижу беспокоиться. Однако о результатах расследования вам, господин Вальц, наверняка известно больше, чем мне.