Жаль, нигде ни одной его фотографии. Он терпеть не мог сниматься.
Туся любила приходить в этом дом. Здесь был тот теплый, живой островок, к которому всегда можно пристать. Здесь она снова ощущала себя совсем молодой, словно разом, в один миг, окуналась в прошлое.
Асмик призналась как-то:
— Прихожу туда, и мне опять четырнадцать…
Здесь жил человек, который их всех называл по именам, помнил, какими они были в детстве, и сердился, когда, по его мнению, они этого заслуживали.
Он мог сказать Тусе с прямотой близкого друга, чьи слова не ранят:
— Почему ты не думаешь о том, как устроить свою жизнь? Спохватишься — поздно будет.
Он ругательски ругал Фенечку с Витей за бесхозяйственный быт. И Асмик попадало от него за то, что забросила диссертацию и взяла на себя непосильную нагрузку в больнице и в поликлинике, даже за то, что толстеет не по дням, а по часам.
Он словно был их общий отец, потому что ни у кого из них отца не было.
С ним охотно делились, и он слушал и давал советы. Советы эти часто пропадали впустую, но он тешил себя надеждой: когда-нибудь ребята образумятся и будут поступать так, как он им советует.
Им суждено было в его глазах навсегда оставаться молодыми, а следовательно, неразумными, им необходимы его опека и присмотр.
Разошлись поздно вечером. Михаил Васильевич вышел вместе с ними — проводить…
Было холодно, но сухо, в небе стояла желтоватая, зыбкая луна, быстрые облака то скрывали, то снова ее открывали.
Фенечка побежала вперед, подняла руку. Такси с зеленым огоньком на ветровом стекле, визжа тормозами, остановилось возле тротуара.
— Мы с Витькой во всем схожи, — торопливо проговорила Фенечка. — Только одна разница: я ловлю машины на улице, а он торчит в очереди на стоянке.
Помахала рукой и быстро залезла в машину. Вслед за ней влез Витя.
— Да, — задумчиво произнес Михаил Васильевич. — Печально не то, что мы стареем, а то, что уходит молодость…
Он был склонен к философским обобщениям.
Туся шла, опустив руки в карманы. В призрачном свете уличных фонарей лицо ее казалось очень бледным, даже болезненным.
— Я вам не говорила раньше, — начала она. — А теперь хочу сказать.
— Про что? — спросил он.
— Летом я встретила Ярослава. Совершенно случайно.
— И что же?
— Ничего, — сказала Туся. — Ровным счетом. Ни он мне не нужен, ни я ему.
— Так больше и не встретились?
— Нет. Он позвонил как-то, сказал, что уезжает на курорт, а потом в длительную командировку, приедет — позвонит. И не позвонил. И не надо.
Несколько шагов они шли молча.
— Ты знаешь о том, что Сережка любил тебя? — спросил Михаил Васильевич.