— Оставьте, коллега! Зачем вы так?
Потом отец возвращается, бодро говорит мне:
— Профессор сказал, что время работает на тебя.
Я отвечаю:
— Само собой, как и на любого из нас.
— Нет, серьезно. Он так и сказал: «Время работает на вашего сына, но, конечно, это все будет идти очень медленно, надо набраться терпения, и, в конечном счете, ваш сын будет ходить…»
Бедный отец! Как же он постарел за эти годы! Болезнь мамы и моя история нелегко дались ему. Кроме того, он много работает, бывает, что в день приходится делать три, а то и четыре сложных операции.
Он садится около меня, положив на колени свои большие руки хирурга.
У Алеши тоже такие же руки — длинные пальцы, изящно вылепленная ладонь. Только у отца кожа на ладонях уже блекнет, а у Алеши свежая, молодая.
Мы редко бываем с ним одни, без Алеши, и поэтому мне хочется поговорить сейчас с отцом по душам, так, как говорили когда-то. Он всегда казался мне скорее старшим братом, и отношения у нас были легкие, необременительные.
Я спрашиваю напрямик:
— Ты как, доволен своей жизнью?
Он молчит, вертит пальцами шариковую ручку, наверно, очередной подарок: ярко-васильковая, в черный горошек, занятная ручка, я таких еще у него не видел.
— Покажи ручку, — говорю я.
Он протягивает мне ее.
— Хорошая! Какое происхождение?
— Не знаю, кажется, шведская.
Я отдаю ему ручку обратно, он задумчиво разглядывает ее, должно быть думая в это время о чем-то другом.
— Мы с мамой поженились очень молодыми, — говорит отец, — оба еще учились в институте. Я был, наверно, чуть постарше тебя, ну, так на год, не больше. Было трудно, вечно не хватало денег, комната в деревянном доме, — помнишь нашу комнату на Русаковской?
Еще бы не помнить! Вечерами, когда мы все собирались возле кафельной печки, как уютно трещали в ней дрова! Я смотрел на догоравшие угли, сине-золотые и малиновые, и спрашивал отца:
— Как думаешь, им больно?
— Кому больно?
— Углям. От огня. Огонь же их обжигает…
Мама ставила на стол жаренную на постном масле картошку с луком, отец подмигивал мне и тихонько спрашивал:
— Небось мяса охота куснуть?
Но мясо случалось далеко не каждый день.
— Да, материально нам было трудно, — вспоминает отец, — я часто говорил маме: «Подожди еще немного — и начнется у нас с тобой настоящая жизнь». Я все время ждал чего-то, все время ждал, а мама, — помнишь, какая она была веселая, жизнерадостная, никогда не падала духом, — мама шутила: «Ты все ждешь, что подойдет твой поезд и ты уедешь». А я отвечал: «Если уеду, то вместе с тобой…»
Он опускает голову. Виски у него — я только сейчас заметил — стали совершенно седые. Представляю себе его в белом халате, который он надевает в своей больнице, — должно быть, ему идет белый халат, он выглядит в нем более внушительным.