— Не хочу ее! Ни за что!
— Перестань! Всему есть предел!
— Если она придет, я уйду! — кричал Алеша.
— Не уйдешь. Подумай об отце.
— А он думал о нас, когда женился на этой мымре?
— Это его жена.
— Его жена — наша мама, — отвечает Алеша.
Я редко видел Алешу плачущим. Последний раз это было тогда, когда меня привезли из больницы домой.
Он встретил меня внизу, на улице, и расплакался. И я утешал его. Я же старший.
Чертовски грустное это зрелище — смотреть на здорового парнягу, лучшего ученика седьмого «А», который ревет, словно маленький.
— Ведь она вместо мамы, — всхлипывает Алеша, — вместо мамы!
Какой он сейчас и в самом деле маленький, непокладистый, по-мальчишечьи ершистый! И ему еще нужна мама. И отец нужен, чтобы жил вместе с нами, чтобы каждый день проверял Алешины уроки и спрашивал, что задано на завтра, когда вернется из школы, и почему он выбегает на улицу в мороз в распахнутом пальто…
Но кто же виноват, что все так случилось? Никто. Ни один человек.
Начало первого. Алеша заснул, привычно подложив левую руку под щеку. Во сне его лицо, как и у всех спящих детей, кроткое, беззащитное. Что-то бормочет про себя, потом затихает. Что ему снится? Утром, наверно, и сам не вспомнит. Сны забываются легко.
Все-таки я не отстану от него, я добьюсь, чтобы он уступил. Ради отца и ради меня.
Почитать, что ли? Сна ни в одном глазу. Беру книжку, Алеша принес из библиотеки рассказы Конан Дойля, выбрал на свой вкус. Но я не сказал ему, что уже давно читал-перечитал все эти рассказы.
Интересно, будет ли Ерофеев брать ее с собой на тренировки? Обычно спортсмены тренируются в Адлере ранней весной. Я тоже тренировался в Адлере. И бегал, и прыгал, и плавал наперегонки. Ранней весной в Адлере цветет магнолия и море тихое-тихое…
Нет, он не возьмет ее с собой в Адлер, он постарается всего себя отдать тренировке, чтобы ничто не отвлекало его. Такое правило в спорте.
Сколько времени Ерофеев будет еще прыгать? Ведь спортсмен обязан прежде всего быть молодым, это самое главное условие, а Ерофееву уж никак не меньше тридцати…
А что, если и вправду большой палец левой ноги стал рефлектировать? Чуть-чуть, совсем немного, я еще и сам не чувствую, но он уже начинает мало-помалу…
Может, и в самом деле время работает на меня? Я еще молод, сколько лет впереди, подумать только — чуть ли не целые полвека, а может, и того больше? Вдруг кто-нибудь умный, пытливый отыщет за эти годы такое средство, чтобы поднять меня на ноги? И я снова буду ходить.
Буду ходить так же, как ходил раньше, не думая о том, быстро ли хожу или медленно. Просто пойду, как все люди.