Васина юность прошла вблизи Нескучного, он родился неподалеку, на Серпуховке, и, наверно, не раз вдоль и поперек исходил дорожки Нескучного, Парка культуры, Воробьевых гор.
Мы познакомились с ним до войны. Я сдавала тогда во ВГИК, на актерский факультет.
С детства я мечтала сниматься в кино.
Позднее, когда я училась в старших классах школы, все утверждали в один голос — быть мне не кем иным, только киноартисткой.
В школьном драмкружке я играла главные роли. Даже учитель математики, угрюмый Сергей Гаврилович, сказал мне как-то, после исполнения мною роли бесприданницы Ларисы Огудаловой:
— А в тебе действительно есть что-то такое артистичное.
И, подумав, сурово добавил:
— Только не забывай о труде. Для артиста перво-наперво труд, самый упорный!
Я не забывала, конечно же нет, но, по правде говоря, больше всего надеялась на свою наружность.
Руководитель нашего драмкружка, старый актер, некогда игравший в Третьей студии МХАТ, говорил обо мне:
— Девочка с богатыми внешними данными…
Впрочем, я и сама знала, что красива. А для артистки кино самое главное, в сущности, все-таки внешность!
Когда я окончила школу, то подала документы во ВГИК. А через месяц начала сдавать экзамены.
Последний экзамен был по актерскому мастерству.
За длинным столом на сцене сидела комиссия, человек, должно быть, пятнадцать. Позднее мне сказали, что там были кинорежиссеры, педагоги, а также известные киноартисты, которых я, разумеется, знала по фотографиям и по фильмам, но от волнения не могла узнать никого.
Все лица слились для меня в одно, вопрошающе-жестокое, неумолимое, многоглазое лицо, которого ничем не разжалобить, ни моей молодостью, ни богатыми внешними данными.
Потом я услышала голос:
— Представьте, что вы в доме, охваченном пожаром. Что будете делать?
Я постаралась взять себя в руки. Я вообразила, что кругом пылает огонь, он уже охватил дом, который может вот-вот рухнуть.
Как же я бегала по сцене! Металась из стороны в сторону, хватала воображаемые вещи и бросала их в окно, я задыхалась, настоящие, неподдельные слезы блестели в моих глазах, и я хватала, хватала все, что будто бы попадало мне под руку, пока все тот же голос не отрезвил меня:
— Спасибо. Довольно.
Через десять дней я снова отправилась в институт, где уже были вывешены списки принятых.
Я искала свою фамилию, по нескольку раз перечитывала списки сверху донизу, но увы, так и не нашла себя ни в одном списке.
Это был удар, что называется, ниже пояса. Ведь в глубине души я была уверена: меня примут, не могут не принять, а оказалось…
Я стояла у дверей института, тупо глядела перед собой в одну точку; в голове стремительно проносились картины недалекого будущего.