Голос Императора дрогнул. Он прервал свою речь и рукой в белой перчатке пытался протереть свои очки, залитые слезами.
Глядя на это, Сакомицу почувствовал, что слезы хлынули у него из глаз. Участники совещания также уже не сидели тихо и почтительно на своих местах, внимая речи Императора. Некоторые вскочили на ноги, многие открыто плакали, не стыдясь своих слез.
Императору удалось взять себя в руки. Сакомицу хотел крикнуть: «Мы все уже поняли волю Его Величества. Его Величеству незачем произносить лишние слова,» но Император заговорил снова. Его голос дрожал от волнения.
— С великой болью, — сказал он, — я думаю о тех, кто так верно служил мне, о солдатах и моряках, убитых и искалеченных в бесконечных боях, об их семьях, потерявших все свои имущество и саму жизнь в страшных воздушных налетах. Нечего и говорить, что для меня нестерпимо видеть и то, как те, кто так преданно служил мне, будут теперь наказаны как поджигатели войны. Но настало время, когда мы должны стерпеть нестерпимое. Когда я вспоминаю чувства моего деда Императора Мэйдзи во время Тройственной интервенции (России, Германии и Франции в 1895 году), то, глотая слезы, даю свою санкцию на принятие Прокламации Союзников в том виде, как она была изложена министром иностранных дел.
Император закончил свое выступление.
Судзуки и все остальные поднялись со своих мест.
— С величайшим почтением мы выслушали милостивые слова Вашего Величества, — низко поклонился премьер-министр.
Император хотел что-то ответить, но спазм перехватил ему горло и он только кивнул. Медленно, согнувшись, как бы неся нестерпимую ношу, Император покинул помещение.
— Воля Его Величества, — заявил адмирал Судзуки, — теперь должна стать единодушным решением совещания.
Воля Императора никогда не подлежала обсуждению.
Все одиннадцать участников совещания, еще не пришедшие в себя от шока, вызванного речью Императора, послушно поставили свои подписи под документом, принимающим Потсдамскую Декларацию с единственной оговоркой о том, что Союзники гарантируют неприкосновенность Императора и законность его власти.
* * *
10 августа в Токио было жарко и душно. В бомбоубежище Военного министерства более пятидесяти высших офицеров ожидали прибытия генерала Анами.
Всех их срочно вызвали сюда, не объяснив причин, что вызвало волну слухов и всевозможных предположений. Собирается ли военный министр объявить о слиянии армии и флота в одну боевую организацию? Или он собирается рассказать что-либо новое об атомной бомбе? Или о подробностях ночного совещания в присутствии Его Величества?