С восходом солнца я предъявил охранникам свое драгоценное письмо к Накамуре, стараясь убедить их, что мы с ним коллеги. Мое положение заметно улучшилось.
Через пару часов появился сам господин Накамура в Сопровождении молодой японки, прекрасно говорившей по-английски. Я сказал ему, что меня интересуют не столько разрушения города — о них я мог судить по тому, что стало с железнодорожной станцией, сколько результаты воздействия нового страшного оружия на людей. Если бы он смог помочь мне, то я, в своем репортаже правдиво рассказал бы о том, что увидел…
По разбитому кирпичу, из которого когда-то были построены 68 тысяч зданий, разрушенных полностью или частично, мы прошли к тому, что осталось от универсального магазина Фукуока, где чины городской полиции разместили свой штаб.
Пока Накамура объяснял, кто я такой и что мне нужно, полицейский настраивались все более враждебно, обстановка накалялась. Чем больше Накамура говорил, тем больше росло напряжение. Некоторые полицейские начали что-то кричать, переводчица побледнела.
Только спустя 35 лет в штаб-квартире „Киодо Цусин“ в Токио Накамура объяснил, в чем было дело. Большинство присутствовавших офицеров полиции требовали расстрелять нас всех троих. И только один человек — начальник вселявшей ужас „политической полиции“, который по рангу был старше других — поверил в данные Накамурой и мной объяснения.
— Покажите ему все, пусть видит, что они с нами сделали, — приказал он, очевидно, приняв меня за американца. Он даже предоставил в мое распоряжение полицейскую машину, которая доставила меня в одну из двух городских больниц, более-менее уцелевших, где можно было оказывать посильную помощь жертвам атомной бомбардировки.
Что касается моих впечатлений, то я и сейчас не могу их выразить лучше, чем тогда в опубликованном в „Дейли экспресс“ репортаже, который я отстучал на своей допотопной машинке, сидя на большом булыжнике в самом центра того района, над которым недавно взорвалась атомная бомба. В том единственном репортаже я стремился рассказать как можно больше, поскольку не было гарантии, что у меня еще появится возможность прямой связи, и я не знал, что ждет меня на обратном пути.
„Я пишу об этом, чтобы предостеречь мир“, — гласил заголовок.
Через 30 дней после того, как первая атомная бомба уничтожила Хиросиму и потрясла мир, в городе продолжают умирать люди — загадочно и ужасно. Люди, не пострадавшие в катастрофе, погибают от неизвестной болезни, которую я могу назвать лишь атомной чумой.
Хиросима не похожа на город после бомбежки. Впечатление такое, будто огромный каток прошел по нему, уничтожив все живое и неживое на своем пути.