Многим сейчас сложно смотреть тюдоровские комедии и находить их по-настоящему смешными. Думаю, всему виной перевод. Моя семья, друзья и я сама много лет занимались воссозданием жизни эпохи, готовили еду, шили одежду и пили пиво и поэтому без труда освоили основную лексику тюдоровского времени. Я всегда удивляюсь, когда люди воспринимают слова, которые я считаю совершенно нормальными, как загадочные и странные. Наверняка все знают разницу между peascods (гороховые стручки), peascod (модная разновидность дублета), codpieces (гульфики) и peaces of cod (кусочки трески). Когда мы с друзьями идем на представление в «Глобус», то мы смеемся по крайней мере в два раза чаще, чем остальные зрители, и не только над грубым фарсом. Шекспир на самом деле очень смешной.
Кроме того, у елизаветинской аудитории огромной популярностью пользовались новые слова. Мы знаем об этом, потому что многие из них зрители забрали с собой из театра. Шекспир придумал тысячи слов, более 1700 из которых все еще с нами. Это и moonbeams (полосы лунного света), и горовосходители (mountaineers), и даже сидя в своей спальне (bedroom) и погружаясь (submerge) в вялую (lacklustre) беседу во время посиделки (hobnob) с теми, с кем вы подружились (friended), вы бы все еще говорили на его языке. Фразы Шекспира часто можно услышать из уст людей, которые заявляют, что ненавидят его: мертвый как дверной гвоздь, то есть мертвее некуда (dead as a doornail), или во всеоружии (up in arms), внезапно (all of a sudden), предрешенный вывод (foregone conclusion). Это повседневные идиомы, которыми усеян наш язык. Создается такое впечатление, что люди приходили и слышали пьесу, а потом начинали цитировать ее, постепенно добавляя слова в свою повседневную речь и передавая их детям.