Новым командующим Центральной армии, в которую входил в тот момент и Бурбонский полк, стал генерал Франсуа Кристоф Келлерман. Под его командованием Эжен Франсуа Видок участвовал в знаменитом сражении, получившем у военных историков название «канонада при Вальми». В том сражении у деревни Вальми в Бельгии солдаты Центральной (под командованием Келлермана) и Северной (которой командовал генерал Дюмурье, будущий изменник и перебежчик) французских армий остановили марш австрийцев и их союзников пруссаков на Париж[38]. Своё название сражение получило от массированных обстрелов, которые применили пруссаки. Солдаты революционных войск продемонстрировали чудеса храбрости. Но даже на фоне этих храбрецов мужество молодого аррасца произвело впечатление на командиров. Уже на следующий день он был переведён в гренадерскую роту — элиту элит тогдашней армии. Одновременно его повысили в звании — Видок стал капралом. Отметим, кстати, что «канонада при Вальми» была первой победой войск революционной Франции. Вскоре после этого французские войска под командованием Дюмурье оккупировали почти всю территорию Бельгии.
При герцоге Брауншвейгском, который командовал войсками антифранцузской коалиции, в бою при Вальми находился Иоганн-Вольфганг Гёте. После сражения, впечатлённый храбростью новой, республиканской армии, он сказал товарищам: «Здесь начинается новая эра в мировой истории. И мы стали свидетелями её рождения».
Вечером того дня Видок и его друзья решили обмыть капральские нашивки.
Вышло это, как всегда выходило у него, чересчур шумно. Видок серьёзно сцепился с унтер-офицером егерской, уже бывшей его роты. Далее — вызов на поединок и, как следствие (по законам военного времени), угроза суда и тюрьмы. Свободолюбивая натура молодого капрала не могла мириться с такой перспективой. Он решил сбежать из полка. Тем более, оказавшись в тюрьме, легко можно было предстать перед трибуналом, а трибунал выносил приговоры без особых сомнений. Обидчик Видока запросто мог обвинить его в измене — а к чему приводят такие обвинения, и Видок, и его однополчане очень хорошо знали. Возможно, дело было не в сорвавшейся дуэли и не в страхе перед трибуналом. Просто он решил: двух сражений и нескольких стычек, в которых ему уже довелось поучаствовать, нескольких часов под градом ядер и картечи, когда большая часть французских солдат осталась лежать в поле, даже не вступив в рукопашную, вполне достаточно.
Ночь выпала безлунная и туманная. Это оказалось и плохо, и хорошо. Хорошо — поскольку ему удалось благополучно выскользнуть из расположения армии Келлермана, не столкнувшись ни с одним часовым.