кости выдержат.
Кстати об этом. Похоже, надо пояснить, что впервые такое необычное воздействие чужой боли на свой организм я заметил еще в своей первой школьной драке. Так уж вышло, что вплоть до восьмого класса я был тютей и размазней, и не издевался надо мной только ленивый. Я испытал на себе все школьные «приколы», какие только может придумать богатая подростковая фантазия. Нужно ли уточнять, что мои сверстники обладали весьма специфичным чувством юмора и их шуточки почти никогда не обходились без членовредительства и порчи моих вещей?
Но всему приходит конец, закончилось и это. Не знаю, почему вдруг я перестал испытывать страх перед своими школьными мучителями. Может, виной тому переходный возраст и растущий уровень тестостерона, а может, просто меня довели до некоего психологического предела, за которым остается лишь злость и желание поквитаться, но в конечном итоге это вылилось в жесткую драку один против троих. Именно тогда, сгорая от ненависти, чувствуя, как мои противники прямо-таки лучатся самодовольством и упиваются превосходством надо мной, я нанес свой первый удар.
Внезапно мир вокруг меня замедлился. На самом-то деле, конечно, это я для него ускорился, но это в целом непринципиально. Принципиальным оказалась то, что я отделал лица всех троих обидчиков до состояния сырых котлет. Разбирательство было настолько шумное и долгое, что даже в нашей местной газетёнке упомянули об этом раз или два. И если б не заступничество директора, мужика старой закалки, сурового, но справедливого, погнали б меня из той школы погаными тряпками. Он, не испугавшись истерик родителей школьных задир, один из которых, кстати, был партийным деятелем не из последних, прямо высказал им претензии за поведение их отпрысков. Припомнил все те случаи, скопившиеся за восемь школьных лет, когда пострадавшим был именно я. Припомнил все мои порванные куртки, порезанные рюкзаки, изрисованные учебники, брошенные в унитаз сумки со сменкой, наставленные мне фингалы и шишки. В общем, напомнил им о каждом случае, когда мы точно так же собирались в его кабинете, только в роли обидчиков были их ненаглядные чада, а не я. Короче говоря, директор пообещал приложить все свои силы, но донести до общественности историю именно в том свете, в котором она и произошла, а не в том, в каком хотелось ее видеть отдельным родителям. Это не больной психопат отделал троих безобидных однокашников, а жертва многолетнего издевательства не выдержала и дала отпор. И как-то после этого все бурления сами собой сошли на нет. Даже партиец присмирел, опасаясь, что резонанс от поступков его сына может сказаться на его карьере.