Что же до меня, то за использование этих своих сверхскоростей я расплачивался долго и болезненно. После отчаянного отпора, что я дал своим обидчикам, моя бренная тушка валялась пластом почти неделю, не в силах даже пошевелить ногой или рукой. От непривычной нагрузки мышцы и связки получили такое количество травм и микроразрывов, что на первое после драки утро я потерял сознание от сильнейшей крепатуры, когда просто пытался встать с постели.
Вот так мой первый удар стал тем катализатором, который открыл невиданные мне ранее возможности. Раньше я считал, что могу только «читать» чужие эмоции, но мой дар оказался куда более глубоким, нежели мне казалось. Так что, оклемавшись, я стал пытаться укреплять свое тело с помощью своеобразных тренировок. Сотни часов опытов, которые я ставил над самим собой и чертовыми крысами, непрестанно лезущими к нам на первый этаж из подвала, помогли мне расширить границы моих способностей. Боль, испытываемая проклятыми грызунами, сильно отличалась по «вкусу» и окрасу от человеческой и оказывала не столь глубокий и длительный эффект, но общий принцип оставался тем же. Длительные тренировки с ускоренным восприятием и сверхскоростями очень заметно укрепили мое тело. И вскоре после этого, когда я стал упражняться уже с людьми на секции самбо, я только углубил эффект от занятий. К выпускному классу мое телосложение уже обрело рельефность Брюса Ли, высушившись настолько, что могло быть наглядным пособием по поверхностной анатомии.
И вот теперь мне вдвойне удивительно было то, что стоящий сейчас на одном колене бугай, от моего прицельного попадания в челюсть, всего лишь впал в состояние сильного грогги, а не распластался звездой на канвасе. Такой крепкий вестибулярный аппарат в моем богатом опыте единоборств попадался впервые. Ему бы в космонавты или в летчики-испытатели, а не быковать по спортзалам…
Я обратил внимание, как к нам медленно, словно по морскому дну, ломанулся Алмаз. Он закрыл от меня здоровяка, хотя я не делал даже попыток двинуться в его сторону. То, что бой окончен, мне было и без него понятно. А беспочвенной жестокостью либо желанием самоутвердиться за счет поверженного я никогда не страдал.
Постепенно отстраняясь от чужой боли, я ощутил спадающее давление воздуха. Мой слух возвращался в норму, донося до меня многоголосый гомон собравшихся вокруг ринга зевак, а движения окружающего мира теряли нереалистичную плавность. Одновременно с этим на меня навалился и ворох чужих эмоций, в мешанине которых сложно было уловить что-то конкретное. Разве что удивление, поскольку оно явно преобладало среди прочих, и жгучее желание поквитаться, исходящее непосредственно от здоровяка. Собравшийся вокруг народ удивленно обсуждал последние секунды нашего боя, активно при этом жестикулируя. Похоже, такого исхода никто из них не ожидал. Хотя, чего уж греха таить, я и сам до последнего не был уверен в своих силах, но ведь получилось же!