В Москве делать было нечего. Родители уехали отдыхать в Карловы-Вары, брата Костю его будущая жена Галя повезла на отдых в Крым. Мои приятели-»академики» тоже отдыхали кто где… И я шатался по Москве в одиночестве, так как Лиля редко посещала мою пустую квартиру. Она все еще сдавала «хвосты» в своем МГУ.
И судьбе было угодно, чтобы я совершенно случайно познакомился с полькой Вандой, работавшей переводчицей в каком-то издательстве. Во всяком случае, она так говорила. У нее была небольшая квартирка на Покровке, где собиралась разношерстная молодежь — и «стиляги», и работяги. Пили дешевое вино, танцевали, говорили о разной всячине, но больше — о политике. Во всяком случае, Ванда умело переводила на эту тему любой разговор… Позже я посмотрел много фильмов о красивых женщинах-агентах, которые «разрабатывали» определенный людей, узнавая об их скрытых убеждениях и взглядах.
Я стал не в кино, а в жизни такой жертвой Ванды. Она очень быстро поняла, что я не очень-то одобряю то, что происходит у нас в стране. И главное — я сочувствую белым, а не красным, развязавшим кровавую гражданскую войну и угробившим лучшую часть населения России… В общем, я наговорился… А Ванда записывала эти разговоры на магнитофон.
В результате, в июле 1953 года я оказался, очевидно, на Лубянке. Точно я сразу не понял, поскольку брали ночью и глаза завязали… Как я сообразил, пока еще был способен соображать, органы интересовал, конечно, не я, а мой отец, его связи с Рокоссовским, начальником штаба которого он был в 31-й армии еще в 1941 году под Москвой. Хотя война и развела отца и Рокоссовского, но они, по возможности, поддерживали связь друг с другом, переписывались. После смерти маршала в 1968 году мой отец и жена Рокоссовского Юлия Петровна с дочерью Ариадной никогда не забывали обмениваться с нами по праздникам телефонными звонками и открытками.
• • •
А я на Лубянке на второй день уже не мог нормально ходить и говорить. Описывать методы «работы» этих держиморд я не буду, они уже достаточно описаны. В общем, я молчал и ничего вообще не говорил. Прокурора сменил следователь, который сразу сказал, что по 58-й статье я получу не меньше 10 лет. А срок я буду отбывать в Джезказгане, в Степлаге, единственном в стране каторжном лагере. Джезказган по-казахски — это что-то вроде «земли рождающей медь». Так что люди в этих медных рудниках могут протянуть не больше полугода, легкие не выдерживают…
Уже потом я узнал, что в этом Степлагере в мае-июне 1954 года было восстание заключенных. Восставших утюжили танками. Пять тысяч человек погибли…