— Хотите на лодке покататься? — спросила мама
Увлеченные игрой в «ножички», мы с братом отрицательно покачали головами.
— С ножиком вы наиграться еще успеете, давайте я его пока уберу, а на лодке покататься нам вряд ли кто еще даст. Пойдем! — сказала мама.
Я вздохнул и нехотя протянул маме ножик. Мать сложила его и спрятала в карман своего жакета. Мы пошли к маленькой лодке. Мама подтянула ее за канат к берегу…
Мама гребла умело и уверенно. Поскрипывали уключины. Я опустил руку за борт и с интересом смотрел, как вода струится между пальцами, и разбегаются в разные стороны мальки…
• • •
После прогулки на берег Оби мы с Костей простыли и заболели. По такому случаю, хозяйка затопила печь, и мы с братом разместились на ее лежанке. Жар от печи, высокая температура от простуды подействовали так, что все окружающее стало каким-то нереальным, расплывчатым видением, подернутым странной дымкой… Кто-то открыл дверь и вошел в дом. Я закрыл глаза. Сколько продолжалось это полузабытье, не знаю. Очнувшись, я увидел сидящих за столом маму и какую-то пожилую женщину. Перед ней были разложены карты…
Продолжая раскладывать их, женщина сказала:
— Да жив он, жив!..
Мама, вытирая слезы, сказала:
— Господи! Да когда я его увижу?
Женщина закончила раскладывать карты и сказала:
— Скоро!..
— Как скоро? — спросила мама.
— Скоро! Я же сказала… — женщина не успела договорить, потому что скрипнула дверь.
На пороге стоял мой отец в коричневом госпитальном халате… (Вот и не верь после этого гаданиям и мистике!..) Оказывается, гадала маме старшая сестра отца, Анна Павловна, жившая в Барнауле. Как она разыскала нас — это долгая и другая история.
А отец, оказывается, лежал в госпитале рядом с нами, в Каменке. Он писал нам, но письма не доходили… Война все перепутала… И только немного придя в себя, он самовольно ушел из госпиталя и еле добрался до нас. Поэтому буквально сразу за ним в дом вошли два санитара…
• • •
Через несколько дней, когда страсти поулеглись, отец решил, что нам нужно перебраться в Барнаул, к Анне Павловне. Но мать сказала, что пока отца не выпишут из госпиталя, мы будем жить в Ельцовке… И она каждый день ходила к отцу, иногда с нами. Каждое посещение госпиталя было для нас с братом серьезным испытанием. Больно и страшно было видеть десятки людей, чаще молодых, без рук, ног, с сожженными лицами и телами… Часто мы с братом выступали перед ранеными: Костя читал стихи, а я пел свои «вагонные» песни, чем очень забавлял аудиторию.
…Однажды отец договорился, чтобы нас накормили в военной столовой в центре города. После нашей грязной и убогой Ельцовки мы словно попали в другой мир! Везде чистота и порядок, официантки в белых передничках, а еда!!! Но больше всего меня поразили деревянные кольца, сквозь которые были продеты накрахмаленные салфетки. На каждом кольце была вырезана одна буква, соответствующая имени сидевшего за прибором посетителя. Так у меня была буква «С», у брата «К», у мамы «Д». Побывав в своей жизни во многих странах, я нигде больше не видел ничего подобного. Очевидно, эти кольца остались в этом заведении еще с дореволюционных времен